подумай: занятие, ты в классе, и тебя неожиданно утягивает на место инцидента. Как объяснить потом окружающим, куда ты пропала?
– Да, это было бы проблематично, – задумчиво кивнула я, потирая плечо с меткой.
– Этот символ будет оставлять мираж вместо тебя. Так что никто не заметит твоего отсутствия.
– И что, он будет ходить и говорить вместо меня?
– Да, но только пока ты на задании. Возвращаться ты будешь сразу в мираж, на его место.
– Ничего себе, – удивилась я. – Как у нас всё продумано.
Юст довольно улыбнулся:
– Это своего рода посвящение, инициация тебя как моего напарника. Очень важный ритуал, который соблюдают все пары, ставя друг другу защиту и своеобразные маячки.
Его рука легла на моё плечо, и я почувствовала, как под тонкой тканью футболки импульсом ему отозвался символ на моей коже, признавая хозяина.
– Эй, так не честно, ты должен был хотя бы предупредить, – возмутилась я.
– Прости, – он опустил глаза, и, казалось, действительно испытал некоторое чувство вины.
– Ладно, – отмахнулась я. – А как это делается? Где мне сделать тебе символ?
Я впервые почувствовала такой сильный интерес к тому, что было связано с нашей сущностью, мне даже захотелось применить свою силу. Юст же мгновенно помрачнел, и я поняла, как он выглядит, когда ему действительно стыдно.
– Что такое? – спросила я обеспокоенно, пытаясь заглянуть в его глаза. – Я сказала что-то не то?
Некоторое время Юст молчал, закусив губу.
– Юст, – снова позвала я, не получив никакой реакции. – Что случилось? Я чем-то тебя обидела? Ты же сказал, что напарники должны делать это. Я подумала, что оба.
– Правильно подумала, – отозвался он тихо, – только у меня уже есть знак.
Я непонимающе нахмурилась, всё ещё стараясь поймать его взгляд. И когда я наконец увидела его неестественные синие глаза, то в них плескалось такое отчаяние и чувство вины, что я даже испугалась на минуту.
– Прости, это моя ошибка, – сказал он угрюмо.
– О чём ты? Откуда у тебя мираж? – спросила я медленно, растягивая слова. – У тебя уже был напарник?
– Нет, что ты! Просто я был неосторожен, – его голос был глухим, звучал, будто сквозь вату.
– Это же не простуда, которую можно подхватить, – бормотала я. – Как такое случилось?
– Тебе просто придётся принять это, как и мне пришлось, – он перешёл практически на шёпот. – Уже ничего не изменить и не исправить.
Отчаяние и вина, исходившие от него, пропитывали эту комнату, пропитывали меня. Внутри поселилось тягучее неприятное чувство, грозившее вылиться в нечто большее. Неожиданно этот маленький, ещё пару минут назад совершенно неизвестный мне ритуал стал чем-то принципиально важным. Я почувствовала себя так, словно меня обидели, оскорбили. Отобрали что-то очень ценное и крайне значимое. Очень странное
