style="font-size:15px;"> – Я хочу развестись с ним, папочка, и ты прекрасно об этом осведомлён!
Отец красноречиво скрестил руки на груди.
– Что за блажь, Алёна?! Разведусь, разведусь… Пожалуйста! Но свою студию ты больше никогда не увидишь!
– Вы дочь свою больше никогда не увидите! – ощерилась в ответ и резко повернулась. Их позицию я поняла, разговаривать не о чем.
Машина и квартира были записаны на меня, а жила я в основном с доходов от студии. Которая теперь Елисеева. Писец.
– Алёна, вернись! – рявкнул отец, но я уже запрыгнула в ботинки, и накинув куртку, выбежала из родительского дома.
Охрана непонимающе глядела мне вслед.
Кажется, пора искать работу.
Поток слёз, ненавистный и обидный, прорвался уже в машине. Слишком рано мне дали понять, что любовь родителей только для послушных девочек. Я старалась, правда. Я обожала и маму, и папу, которого редко видела из-за работы. Была прилежной дочкой-отличницей.
Наш первый скандал случился, когда я имела неосторожность пригласить Леску в гости в третьем классе. Родители промолчали, поджав губы, а когда подружка ушла, очень вкрадчиво объяснили, что девочка мне "не ровня". Что я должна общаться с дочерью папиного партнёра – Дианочкой. Дианочка вызывала у меня только неподходящие для девочки девяти лет слова. Тупая как пробка, постоянно чем-то чавкающая, и противная, с сальной улыбочкой. Закончила Дианочка наркотиками, и родители спустя пять лет были даже рады, что Лесана отвела от неё.
Но тогда мы встали против друг друга насмерть.
Мне не давали сладкое, отказались везти в Диснейленд в Париже и угрожали не праздновать день рождения. В ответ я сбегала из дома и гуляла по вокзалам, забросила учёбу. Однажды меня привела домой полиция – за разбитую витрину в магазине. Родители были в шоке. Меня посадили под домашний арест, но с Леской я вполне могла общаться в школе.
В конце концов, отец заключил со мной договор.
Потом второй, третий… Обычно я охотно соглашалась на компромиссы. Хочешь с подружкой на море – идеально закончи четверть. Хочешь машинку – ходишь с папочкой на каждый приём и изображаешь приличную девочку. Хочешь студию – получи нормальное высшее.
Я соглашалась, соглашалась… даже Мефа не послала сразу. Но видимо, папа учуял фальшь и перестраховался.
Слёзы капали на руль, застилая глаза. Всё равно трасса пустая.
Что теперь делать? Забыть про студию и втайне работать на Елисеева? Рано или поздно, но мы столкнёмся в коридорах. Я зависела от отца, а сейчас эстафетной палочкой передалась мужу. Всегда завидовала Леске – в отличие от меня, у неё была свобода. Да, без богатого папочки. Зато с полным правом выбора в жизни.
Нет, меня любили, я знала. Но контроль за мной любили не меньше.
Второй наболевший вопрос – почему Меф промолчал? Что ему нужно за мою студию? Ножки поцеловать? На камеру извиняться? Стрип станцевать?.. Меня накрывало лютым,
