легко, и воздух пах и даже по консистенции… – плотности? – был удивительно непривычным, и в то же время грудь стискивало то, что не было похоже на мою термомайку и тонкий свитер поверх нее. Мне шестьдесят пять, а я все хожу как девочка, сзади как пионерка, спереди… тоже еще ничего.
– Сечь!
– За ущерб, причиненный купцу торговой гильдии господину Ардену, упомянутый камень, стоящий на перекрестке дорог, постановлением королевского суда следует выкопать, подвергнуть двадцати ударам плетьми, а после утопить! Во имя Вландерена! Во имя короля!
– Во имя короля!..
И, кажется, последний выкрик множества голосов потонул в моем истерическом смехе.
Нет, если это инсульт… или что-то похожее… что же, видения, по крайней мере, забавные. Говорят, перед смертью у человека перед глазами проносится вся его жизнь, в таком случае не соврали, хотя перепутали: я никогда не вела гражданский процесс, но воспоминания из университетского курса привели меня почти что в восторг. Высечь камень – да, так и было, и камни секли, и телеги, так что это – реконструкция? Снимают кино? В кои-то веки расщедрились на профессиональных историков в качестве консультантов? Похвально.
И я была абсолютно не рада, когда меня выдернули куда-то и поволокли, – возможно, бригада скорой помощи? Я все еще ничего не видела, кроме света, теперь уже мягкого, в котором проступали неясные очертания, сложившиеся в фигуры людей. Я слышала крики как сквозь вату в ушах, но отчего-то мне не хотелось, чтобы кто-то прерывал это… этот сон? Эти галлюцинации? Что это вообще такое?
– Не надо, пустите, пожалуйста, я не хочу, – слабо отбивалась я, а внутри меня, так глубоко, что я даже не различала – чувствовала, скорее – рассудок вопил: доктора разберутся, они знают, что пациент может быть не в себе, тебе окажут помощь, обязательно, только терпи. И теперь во всем теле была боль – и нога, она странно простреливала при каждом моем движении.
А потом свет стал феерически ярок оттого, что мне залепили пощечину. И пропал, словно его и не было.
Я зажмурилась инстинктивно, а затем открыла глаза.
– Что ты творишь, Йоланда?
Я тяжело хохотнула, широко провела рукой по внезапно вспотевшему лицу и получила пощечину снова.
– Тебе не поможет! – И я рассмотрела, как женщина лет сорока… – нет? Старше? Моложе? – протянула ко мне руку и больно схватила за волосы, а у меня не было сил ей сопротивляться. Доктор, которая не хочет, чтобы я умерла? Но зачем хватать за волосы? – Ты не избежишь, потому что нам это необходимо! Поняла? Ты меня поняла?
– Я федеральный судья, – зачем-то сказала я. Ну да, неприкосновенность. Отчего-то происходящее меня до крайности возмутило: реанимируйте, ладно, но зачем же пощечины раздавать? И не пропадала странная эйфория… и запахи я начала различать, и несмотря на то, что лет мне было немало и стесняться многого я должна бы уже перестать, я понимала, что при таком приступе случиться может все что угодно…
Неловко.
И боль в ноге. Единственное,
