глядя на меня с тревогой, уступает она мне дорогу к лестнице, но всё же спрашивает: – Но… Лиззи, что ты делала в такой поздний час на Пляже? Я думала ты давно отправилась в свою комнату.
– Я… Мне захотелось посмотреть на ночное море, – говорю я быстро и спешу подняться по лестнице. Хорошо, что она не видит моего лица – мне жаль, что приходиться врать.
Первым делом я распахиваю шторы на окне. Я хочу увидеть, когда в его комнате загорится свет. Мне важно знать, что с ним всё в порядке, что я поступила не глупо, решив поддаться его воле и не везти его в больницу. А затем я оправляюсь в душ.
Никогда я не мылась так быстро и в тоже время так тщательно.
Кровь… Я ненавижу кровь! Иногда она означает, что ты уже не способен ничем помочь… Это ужасно. Не представляю, как я справилась при виде Руслана. Похоже, лечение не прошло даром.
Я с силой жмурюсь и вновь прибегаю к технике мышечного расслабления, опускаясь на дно ванной. Через минуту мне становится значительно легче, и я, накинув на себя лёгкий халат, возвращаюсь в комнату.
Встаю у окна и пытаюсь понять, что там происходит – на первом этаже дома напротив. Жаль окна гостиной выходят на другую сторону.
Через несколько минут в дверь моей спальни аккуратно стучат, а следом в комнату входит папа. Я чувствую, как сердце в груди начинает стучать с удвоенной скоростью и бросаюсь к отцу:
– Как он? Всё хорошо?
– Спит. Должен признать, мальчик разбирается в подобных травмах, да и ты успела вовремя со жгутом. Но… Давай присядем – день был не из лёгких.
– Конечно, – отступаю я, но сама остаюсь на ногах.
Я волнуюсь, потому что догадываюсь, что папа зашёл ко мне не только для того, чтобы сообщить о состоянии Руслана. И мне снова придётся врать, чтобы прикрыть соседа…
– Лиза, – вздыхает папа. – Руслан уже сообщил мне, что ваша встреча на Пляже была случайной, что он сам настоял на том, чтобы не обращаться в больницу, что ты поступила так, как и должен был поступить в подобной ситуации добросовестный человек, но тем не менее я хочу убедиться, что ты в будущем по возможности будешь избегать любого рода встреч с этим молодым человеком.
– Но… Почему?
– Потому что он сам мог зашить ножевое ранение. Понимаешь, что это означает? Что это не первые его травмы подобного характера. Не знаю, чем он занимается, что скрывает, но знаю, что не хочу, чтобы ты каким-либо образом касалась его дел. Хорошо?
– Ты считаешь, что это что-то криминальное? – спрашиваю я, прежде чем подумать.
– Я не знаю, дочка, – поднимается он с моей кровати, шагает ко мне, обхватывает ладонями мои плечи: – Наша мама очарована соседями, но я… Я вижу, что с этой семьёй не всё просто. – Папа целует меня в лоб на прощание и просит: – Пожалуйста, держись от этого мальчика подальше.
Я неопределённо качаю головой и обнимаю себя за плечи, когда папа закрывает за собой дверь.
Как? Как я смогу держаться от Него подальше, если мне до зуда в груди хочется узнать, что с ним произошло на самом деле? Никак.
Я
