все хорошо, – ответ вполне меня устраивает. Быстро иду к воротам. Сергей уже ждет. Перегружаю с машины ружье и патроны, з ащитную одежду для охоты, резиновый костюм. И только пыль столбом за машиной друга.
– Как это ты так быстро приехал, – смеется Сергей, —Может через мост, напрямки?
–Да-да, напрямки, – отвечаю другу, – Шутник ты, однако… – и оба смеемся. Вечер, вечерняя зорька, беседа друзей, все это дарит нам чуть-чуть настроения, – держитесь утки! Только проехали деревню Вересница, как над осушенным болотом Логузов, засветилась вдали, на границе зрения, огромная, да-да, без преувеличения, стая уток. Мы остановились.
– Давай понаблюдаем, куда полетят, – сказал мой напарник. Стая уток пересекла магистраль. Я удивился, утки просто резко снизились и начала падать на скошенное пшеничное поле: шли низко, не обращали на нас никого внимания.
– Ого, так тут у них насиженное место.
А тот на взводе, рад утиной картине, только и сказал: «Ой и постреляем мы сегодня». По грунтовой дороге, качаясь на ухабах, мы тихонько подкатили ближе к месту охоты и остановились у канавы. А утка-то, а утка: кряковая, чирки, за метров пятьсот делали разведочные полеты и падали, и падали, стая за стаей на пшеничное поле. Тем более, что было еще светло.
– Смотри, наверное на канавы с водой падают сразу, и на поле – поле тоже садятся, – махнул рукой охотник, мой друг. Утки, подлетая к месту, резко пикировали с высоты еще светлого неба, и целыми стаями пропадали из виду, где-то за высокой травой. Идем! Лихорадочно собравшись, в каком-то охотничьем экстазе мы начали подходить к месту охоты. Брели по высокой, в пояс траве, пока не увидели широкую канаву и длинный водоем с камышом, и ряской. Стояли и смотрели, как ведут себя утиные стаи. Часть утиной стаи сразу падала на воду, потом слетала и на бреющей высоте, подсаживались к уже шумным пирующим остатками пшеницы уткам. Наша дальнейшая тактика охоты была похожа на волчью, или лисью прыть: как можно незаметно подобраться к крякушам. Сергей слева, а мне пришлось справа ползти в траве к жировавшей дичи. Мой друг тоже скрадывает. Его не видно, только верхушки высокой травы выдают его место. У него на редкость наметанный глаз. И что еще важнее он очень ловко умеет скрадывать, военная сноровка. Час, два часа подползать к уткам, для него ничего не стоит.
Никто из нас первый не стреляет. Перед мной канава и за метров тридцать кормящаяся стая уток. Их много, они сидят и по одной, и кучками. Стреляй, не хочу. Лежу в траве, прицелюсь, жду выстрелов друга. Но их нет. И только ноздри щекочет сочный, одуряющий запах, только недавно скошенной травы на канаве. Ай, была не была. Привстал, так как по сидящим стрелять не позволяет охотничья этика. Стая срывается с поля, и на развороте налетая на меня. Выбираю, как в тире: покрупнее, селезня. Жму на курок. Что это, осечка? Да нет же! Открываю ружье. В патроннике нет зарядов. Вот старый дурень. И чего было ползти двести метров с незаряженным ружьем. А Сергей стреляет и стреляет. Трясущимися руками нашел патронташ, зарядил ружье. И сидя, с колена, врезал по одиночной утке, запоздало сорвавшейся
