в розовых очках. И куда делся весь твой реализм?
– Ну, тебе не угодишь, – сказал Рист, откинувшись на подушки. О такой жизни он недавно и мечтать не мог. Спокойные дни у Мэвела, разбавленные чтением книг, медитацией, новыми знаниями; теплый очаг и простая вкусная еда – о чем еще можно мечтать?
Отшельник сел напротив парня, внимательно и без улыбки глядя на него. Он вздохнул и серьезным, но вкрадчивым тоном произнес:
– Послушай, Рист. Твое новое мироощущение – это, конечно, прекрасно, постарайся его сохранить. Но пора видеть и реальность. Если ты не возьмешь себя в руки, будешь слишком легкой мишенью, когда отправишься дальше. С такой легкомысленностью ты будешь магнитом для всевозможных проблем и, к тому же…
– Постой, постой! – перебил отшельника Рист, поднимаясь с подушек и садясь на пол. – «Когда отправлюсь дальше»? Ты что, снова меня прогоняешь?
Хорошее настроение мгновенно улетучилось.
– Мальчик, я буду очень рад, если ты станешь меня навещать, но ты не можешь остаться жить здесь. У тебя свой путь…
– Свой путь? – вскинулся Рист. Опять его гонят. Опять нужно идти. Не оставаться на месте, все идти и идти неведомо куда. – Мэвел! Я на шесть лет выпал из Мира! Куда я пойду? В крепость к Кроусу? Нет у меня другого дома, где бы меня ждали! И выходит, здесь я тоже чужой! Я думал, ты единственный человек, к которому я могу обратиться! А теперь, вижу, что вообще никого нет!
В прошлый раз, когда он ушел от Мэвела, на то хоть причина была реальная, а теперь? Отшельник, похоже, вовсе не рассматривает вариант оставить парня у себя. Но почему? Они ведь не чужие люди. По крайней мере, Рист до этого так думал, а теперь бывший учитель отказывается от него. Почему такая несправедливость?
Рист уже стоял на ногах, распаляясь все больше и больше. Он всю свою жизнь куда-то идет, нигде не останавливаясь надолго. Шесть лет кошмара наяву, когда он шел, без конца шел, потому что, если остановится и найдет пристанище, его сожрут. Неужели так будет всю его жизнь? Неужели он не найдет себе места в Мире? Эмоции лились через край, захлестывая его. Хотелось что-нибудь сломать, кинуть в стену, разбить. Мэвел же слушал крики Риста с полным спокойствием, держа в руках чашку, поглаживая ее большим пальцем. Когда парень замолк, чтобы перевести дыхание, отшельник отрешенным тоном сказал, поднеся к губам кружку:
– Вот об этом я и говорил. Ты слишком податлив эмоциям, юноша. Даже сильнее, чем в детском возрасте, – и неспешно отхлебнул чай.
Лучше бы Мэвел закричал в ответ. Этот убийственно-спокойный тон стал последней каплей. Рист словно задохнулся, и на долю секунды в глазах почернело, сознание отключилось, будто эмоции не успели выйти наружу и взорвались в голове. Кружка в руках Мэвела разлетелась на сотни кусков с такой силой, что несколько глиняных осколков глубоко впились Ристу в голень и бедро. Парень охнул от внезапной боли и плюхнулся на подушку, поджав раненую ногу.
Мэвел опустил руку, которой
