но дикий страх быстро вернул меня к страшной действительности. На моих глазах озверевший отец жестоко колотил мать кулаками. Так не бьют, так убивают!
Стало понятно, что на этот раз нам самим не под силу справиться с обезумевшим отцом. Кое-как поднявшись на четвереньки, я поползла к телефону, чтобы вызвать милицию. Кровь из разбитой раны стекала мне на глаза, застилая взор. Отец не останавливался и в драку вмешалась Лида, но тоже получила сполна. Мы отбивались с ней, как могли, пытаясь своими маленькими телами укрыть от побоев маму, которая даже не могла подняться с пола. Мне было безумно страшно. Единственная надежда была на скорейший приезд милиции, которая забрала бы его подальше от нас. Туда, где он протрезвеет. Удары со всех сторон сыпались градом, и боль полыхала по всему телу. Кулаки осатаневшего отца мелькали в воздухе, с силой врезаясь куда попало, будь то голова или тело его жены или детей. Мы в ужасе кричали, но не отступали ни на шаг. Я видела, как у Лиды из носа хлещет кровь, смешиваясь с моей и маминой. Я уже не понимала, что происходит, и лишь какой-то дикий страх за жизнь мамы держал меня в сознании. Казалось, что это не закончится никогда. Но тут в дверь, наконец, вошли два здоровых молодых милиционера и остановили его.
– Дядь Сереж! Что с вами? Успокойтесь, присядьте!
Они с усилием, но достаточно мягко взяли его под руки и усадили в кресло. И только потом приподняли нас.
– Кто вас позвал? – спросил их отец.
– Неважно! Зачем же вы так? Семью калечите, сами вон как напились. Давайте-ка, ложитесь спать, – они говорили с ним в уважительном форме.
– Вы что, не заберете его отсюда? – выкрикнула я.
– Твой отец, милочка, на доске почета в городе. Все ценят его и уважают. Бывает иногда, сорвался он, пройдет. Выспится, а на утро прощения попросит, – говорил один из них.
– Как же так?! Вы что? Он не первый раз такое творит, а вы все ему прощаете? – злилась я.
– Приберись тут, девочка! Негоже на отца своего так…
Они ушли, а мы остались наедине с извергом, в котором я с трудом узнавала отца. Я подняла маму с пола и помогла ей лечь на диван. Лида ушла в ванную, чтобы отмыть кровь и привести себя в порядок. Отец сверлил меня ненавидящим взором.
– Гадина ты какая! Родного отца в милицию сдать решила? Да как ты посмела?! Жалкое отродье, ты мне не дочь! Глаза б мои тебя не видели! – с невероятной злобой выплевывал отец ругательства в мой адрес, и каждое его слово жгло меня, словно каленным железом.
– Прочь отсюда, мразь!
Последние слова он злобно прошипел мне прямо в лицо, и внутри все похолодело от страха, что он снова ударит. Я вся съежилась и невольно прикрылась рукой, но за этим ничего не последовало.
Я поспешно ретировалась в свою комнату, и тут меня накрыла волна ненависти. Меня душили запоздалые рыдания, с хрипом вырываясь из горла. Мне было больно, и боль моя была неизмерима. Кровь из раны струилась по лбу, и с кончика носа капала на пол. Злость во мне росла, ширилась и становилась необъятной. Ненавижу! Его ненавижу!
