неглубоким оврагом, с бежавшим по дну ручейком.
Пятеро Симеонов уже порядком окосели. Огромный Голова промахнулся мимо рта, облив хмельным напитком кузнеческий передник из толстой кожи. Остальные захохотали. Маленький Жох потянулся приобнять Милену, но не удержался на бревне и завалился в острые колючки.
– Спать пора! – сказал Горчак. – Вставать рано, и путь нам предстоит неблизкий.
– Ничего, проводим вас, чин-чинарём! – отозвался один из Симеонов, с потешным прозвищем Ногорук.
Горчак кивнул Корсу, тот нехотя подошёл.
– Дуй в землянку, буди своих. Скажи им: как только хозяева утихомирятся, мы уходим.
Попович заморгал.
– В ночь? Опять в болота? К этим… крюкоруким? До утра, что ли, нельзя дотерпеть.
– Делай, что велено, – зашипел Горчак. – Тогда до утра доживёшь. И девку предупреди.
Сам он прошёлся по поляне, подобрал свои пожитки и расстелил одеяло рядом со входом в землянку, под нависающей еловой веткой. Меч положил под бок и прикрыл глаза.
– Чего под крышу не идёшь? – спросил его один из разбойников, кто именно – он не разобрал.
– Не привык. Да и ветхая она у вас больно, того и гляди – развалится.
– А меч чего ухватил? – не отставал докучливый Симеон.
– А скучно одному, – ответил Горчак.
У костра зашевелились. Наёмник повернулся на бок, незаметно взялся за рукоять меча, но клинок вдруг дёрнулся, словно его ухватил кто-то невидимый.
Старший Симеон стоял, раскинув руки. Всё железо, что было на поляне, ползло к нему вереницей больших блестящих жуков.
– Шутить вздумал, разбойничек? – сказал Горчак, с трудом удерживая в руке меч – видимо, с силой волотов-кузнецов, сковавшим его в стародавние времена, колдун-железодел совладать не мог.
– Не я один шутить люблю, – ответил Голова. Он хоть и пошатывался, но языком ещё ворочал. – Ты вот – тоже. Назвался Злохотником, про жизнь свою пел так складно, да только пробрехался кое-в-чём. И придётся тебе ответ держать теперь, где Тарасов ножик взял, и откуда проведал про него.
Наёмник скрестил руки на груди. Нигде он не пробрехался, и оправдываться не спешил, уверенный, что разбойник просто проверяет его. Голова смотрел весело и беззлобно. По всему судя, он готов был уже рассмеяться и замириться, но всё испортила Милена.
Пинком опрокинув бадью прямо в костёр, она отвесила добрую оплеуху стоящему рядом с ней хворому Жоху.
Симеоны неловкой кучей ломанулись кто куда: сам Голова бросился к Горчаку, книгочей и корабельщик – к Корсу, остальные, кто ещё стоял на ногах, – к оружию. Они сталкивались, падали и во всё горло поносили чужих и своих. В темноте они не шибко разбирали, кто есть кто, и наёмник, увёртываясь от кузнеца, заметил, как дюжий братец, выучившийся ставить железный столб торчком, хрястнул булавой по спине многострадального
