спины, там где заканчивались ребра, Дороти не стала бить дальше – чтобы случайно не покалечить внутренности, а, разом проскочив поясницу, припечатала ремнем там, где начиналась грубая ткань моряцких штанов. На следующем ударе глазомер подвел, и ремень пришелся уже на ткань, однако почему-то именно от этого удара Морено еле слышно выдохнул, и к выдоху в этот раз примешивался какой-то звук. От него стало опять горячо, и Дороти, испугавшись собственных клубком спящих под кожей демонов, целомудренно подняла удары выше – на широкие плечи.
Когда счет приблизился к пятидесяти, она остановила руку и осторожно положила ремень на кровать, затем смахнула со лба волосы. Признаться самой себе, что она вспотела от пустячных усилий, не вышло – тут было другое. Такое же темное, как морские глубины. Ярость, не дававшая спокойно дышать последние сутки, с тех пор как она увидела взлетающую на воздух “Вирджинию”, отпустила, ушла… Вернее, выродилась в нечто другое. От всего вместе: от разговора, нарочитого показушного раздевания, не менее показушной порки.
Но гнев Черной Ма теперь точно команде не грозил. Морено оказался прав.
– Разговор окончен, – ровно сказал Дороти, отвернулась и, подойдя к шкафу, начала перебирать сложенные там навигационные карты. Следовало проложить курс – подальше от этого безумия и поближе к “Каракатице”.
Потому что если на призрачной бригантине она смотрела в пасть неизведанному, то сейчас, в собственной каюте, она точно заглянул в глаза дьяволу.
Как Морено одевался – Дороти не услышала, тот был бесшумен, как пантера. Что можно обернуться, она понял, только когда шаркнула, закрываясь, дверь.
С кресла исчезли рубашка и пояс, точно и не было ничего. Только складки на покрывале доказывали – нет, было. Дороти отбросила карты, подошла к кровати и устало упала на покрывало. Вольность, которой она себе не позволяла в дневные часы, справедливо полагая, что для сна существует ночь, а молодой леди и капитану не пристало спать днем, как старушке.
Накатила усталость – словно не она сейчас порола, а ее. Под веки точно сыпанули песка, и она позволила себе маленькую слабость – пятка о пятку стряхнула сапоги и вытянулась во весь рост, потом перевернулась на живот и уткнулась в покрывало – туда же, где еще недавно прятал лицо Морено.
Покрывало едва заметно пахло потом, табаком и корицей.
Дороти вдохнула, прикрыла глаза и попыталась улечься удобнее. Что-то жесткое упиралось в бок. Она поерзала – но колючий угол не исчез, – нащупала мешавшую ей под покрывалом вещь и вытянула ее на свет.
Это была невесть откуда взявшаяся игральная карта.
Пиковой масти. Король.
Из той самой колоды.
Король сидел на троне, забросив одну ногу на каменный резной подлокотник. Золотая корона с короткими зубцами терялась в черных волосах. В одной руке он держал чашу, а вторая бесстыдно лежала там, прямо на вздыбленном естестве. Тоже коронованном. Король не улыбался, смотрел внимательно, с прищуром. Испытующе.
У
