двор.
На неё смело, как в бой, шли все курицы во главе с петушком, правда, немного покачиваясь, как после тяжёлого боя. Петушок гордо вышел вперёд, прокукарекал с похмелья хриплым голосом, потеряв счёт времени, и как будто попросил продолжения банкета. Манефья то ли от неожиданности, то ли с испуга выронила из рук тазик с водой. Тут вышел Коля:
– Манеша, мы вроде вдвоём с тобой были за столом, а курицы отчего пьяные?
Стыдно было сказать Коле о недогляде. Ещё хуже – показать своё недомыслие. Ведь могла догадаться, что осадки хмельные, и с них можно хорошо опьянеть. Но Манефья не растерялась и сказала:
– Да пшеницы осталось мало, вот и отдала им остатки.
– А чего они нахохленные, как с мороза?
– Может, крыса поигралась, – сказала супруга.
– Ну да ладно, пригладь им перья и никому не рассказывай, а то сколько будешь жить, столько и смеяться будут над твоей экономией.
Манефья Михайловна была второй женой деда Николая. Первая – тетя Поля – умерла, оставив шестерых детей. Манеша Колю очень любила, пошла на детей, хотя они были уже взрослыми. Была весёлой, поющей, имела глубокий грудной голос и в компаниях всегда запевала, без неё было всем скучно. Прошло немного времени, и Манеша рассказала моей бабушке, своей снохе, о содеянном. Они посмеялись вдвоём, а потом (Манеша была хорошим рассказчиком) всё в картинках пересказала всей честной компании. Это стало притчей во языцех.
Николай Дмитриевич держал детей своих в строгости, учил разному ремеслу по их способностям и интересам. Так, самый старший, Василий, был на руководящих постах, Георгий, второй сын, стал художником, дочь Валентина – портнихой, Анатолий водил пароходы, Веня был шофёром, Саша – декоратором в Иркутском театре.
Дед Николай отличался богатырской силой. На островах Ангары, после разлива, вырастала высокая сочная трава – зелёнка. Её косили на зиму, берегли к отёлу коров. Летом заготавливали, а зимой, когда встанет Ангара, перевозили на берег. Дед часто помогал Орлику втаскивать тяжёлый воз с сеном в гору. Конечно, конь, в знак благодарности, любил деда и был послушным. Но всё это не сразу пришло.
Орлик появился на свет ранней весной. Летом я уже с дедом ходила на конный двор и часами пропадала возле Орлика: приносила ему корочку хлебца, давала травку, гладила его и вела с ним беседы. Мы настолько привыкли друг к другу, что когда Орлик подрос, и я приходила в конюшню, он, услышав мой голос, начинал ржать и звать меня к себе. Дед участливо говорил:
– Ну, иди к нему, зовёт.
Орлик рос быстрее меня, и через полгода его хотели, не впрягая, заставить бегать за своей матерью, красивой кобылицей по кличке Звёздочка. Но Орлик был очень капризным, с норовом. Обуздать его было невозможно. Опытные конюхи знали, что надо на лошадь посадить ребёнка, тогда она успокоится, будет послушной. Однажды Орлика вывели из стойла поучить, как бегать по команде на привязи. Уздечку он не признавал,
