хронометр-луковицу. – Прости, перерыв заканчивается, мне нужно бежать. Встретимся завтра у ворот академии, тогда же и обсудим план дальнейших действий. А пока вот, держи.
Он перевернул рюкзак и высыпал на стол свитки, перевязанные разноцветными ленточками.
– Это чистовики, – пояснил он, разворачивая тот, что был обернут зеленой тесьмой. – Вот в этих, с изумрудной печатью, самые простые задания: вставить пропущенное слово или расположить предложения в правильном порядке, чтобы получилась рифма. Ну, сама разберешься, тут нетрудно, тем более для тебя. Это работает так. – Он достал из кармана слегка помятое перо, разгладил пергамент, на котором каллиграфическим почерком было выведено уже знакомое мне четверостишие, и аккуратно вписал в пропуск «гроза».
Секунду ничего не происходило, а потом строчки дрогнули и блеснули, словно по ним пробежала изумрудная змейка, после чего внизу проступила закорючка: «Зачтено». Старомодная такая, с завитками и росчерками.
Озриэль просиял.
– Видела?
В этот момент в отдалении грянули трубы, и он снова заторопился:
– Вот эти, с бронзовой печатью, защищены голосовой проверкой. Их нужно отправить сегодня. Как бы ты начала эту поэму?
Я пробежала глазами строчки и продиктовала первую фразу. Не зря папа заставлял меня ходить к придворному поэту. Вот и пригодилось.
Озриэль быстро записал её, а потом поднёс листок к лицу и медленно, четко прочитал стихотворение от начала и до конца. Чернила снова мигнули, на этот раз золотисто-бронзовым, и внизу появилась оценка за подписью профессора Марбис.
– Красные делай на черновиках. Там самый высокий уровень защиты, их нужно отдавать профессору лично в руки, так что передашь мне их завтра перед занятиями.
Он сгрудил мне свитки, всучил самопишущее перо («оно заточено под мой почерк») и принялся поспешно запихивать вещи обратно в рюкзак, прислушиваясь к звукам трубы за окном.
– Постой, Озриэль, а как я сделаю бронзовые? Я же не пройду проверку.
– Ах да! – Он порылся в боковом кармане рюкзака и извлек оттуда розовый гранёный флакончик, как из-под духов. – Открой рот.
Я пожала плечами и открыла. Он быстро пшикнул туда, что-то пробормотав, и снова спрятал склянку. Я закашлялась: на вкус это было как земляника с луком.
– Что это? – спросила я голосом Озриэля.
– Неужто он так звучит со стороны? – удивился наглец, и мне тут же захотелось скормить ему остатки хлебных клопов, от которых отказался Магнус.
– И сколько мне так ходить? – прорычала я баритоном.
– До конца дня хватит – как раз успеешь сделать бронзовые. Но лучше не оттягивай до последнего. Голосовое заклятие постепенно выветривается, а у профессора Марбис очень острый слух.
Он закинул рюкзак за спину и поднялся. Я тоже встала. И даже не удивилась, когда рядом мгновенно возникла Уинни.
– Куда? А деньги?
– Не нужно, – отмахнулась я. – Оставьте себе, будет что внукам рассказать.
Уверена,
