сетчатки. Всё, ветер с моря развеял выхлоп, и как не бывало. Только следы «Гудричей» на пыльной дорожке. Увижу ли я его снова? Артём не произвёл на меня впечатление человека, способного запросто доехать и вернуться.
– Дядя Зелёный…
– Дитя, ты можешь звать меня каким-нибудь менее нелепым образом? – сказал я светловолосой девочке, которая теперь стала моей проблемой.
Ещё одной моей проблемой.
– Не будь как твой квазипапашка. Будь умной.
– Он хороший! – запротестовала она.
– Вот именно.
Девочка укоризненно посмотрела на меня своими льдистыми, серо-зелёно-голубыми глазами. Красотка будет – отвал башки. Лет через несколько. Хорошо, что караулить её ухажёров с ружьём на балконе будет кто-нибудь другой.
– Он вернётся?
– Без понятия. Но в тотализаторе я бы на него не поставил.
Я стараюсь быть честным с детьми. Даже с чужими. Даже с приблудными подкидышами, странными и чертовски подозрительными.
– Сергей… можно называть тебя… вас так?
– Отчего нет? Это моё имя. Можно на ты или на вы. Мне всё равно. Выбери, как тебе комфортней.
– Я ещё не решила. Вы мне не доверяете, я чувствую. Почему?
– Потому что я не доверяю никому.
– Вас кто-то предал? – сказала она Трогательным Голосом Хорошей Девочки. – Расскажите мне. Мне можно!
Ну да, ну да. Вот так она это и делает.
– Милое дитя, – произнёс я самым скучным тоном, – давай договоримся сразу. Я взял на себя определённые обязательства на твой счёт. Зря, конечно, но так вышло. В их рамках я честно сделаю, что могу. Сам сделаю, потому что так надо. Но манипулировать мной, как этим твоим «хорошим папой», даже не пробуй.
– Я вовсе не…
– Хватит, – покачал головой я, – ты уже назначила себе одного «папу», давай этим и ограничимся. Второй будет перебором.
– Вы всё поняли, да? Вы действительно очень умный!.. – хорошая попытка, но нет.
– Последнее предупреждение. Брошу в море и скажу, что так и было.
– Не бросите, – голос перестал быть берущим за сердце жалобно-убедительным, во взгляде что-то изменилось. Её уже не хотелось обнять, прижать к себе и, зарыдав от умиления, закрыть собственной задницей от этого жестокого мира. – Я знаю.
– Не брошу, – согласился я, – ветер восточный, вода холодная. Но впредь воздержись, пожалуйста.
– Хорошо. Я не специально!
– Врать тоже не надо. Вместе с опекунскими обязанностями переходят и некоторые родительские права. Например, драть ремнём за враньё.
– Я не!… – осеклась, задумалась. Вот такой она мне куда больше нравится. Нормальный ребенок, неглупый, себе на уме. Ну, почти нормальный.
– Хорошо. Не совсем специально. Я плохо это контролирую. Раньше со мной такого не было. Я слабенький эмпат, почти никакой. Меня даже в спецгруппу не отправили! А теперь что-то меняется.
– И зачем ты оседлала бедного Артёма? Он ведь думает, что втравил тебя в неприятности. Терзается, совестью едом. А на самом деле наоборот, да?
– Нет. Всё не так! – она затрясла белыми волосами. – Я честно не хотела ничего такого. То есть, наоборот, хотела, но… Не так!
– Запуталась? – спросил я сочувственно.
Я не испытывал к ней негатива. Люди постоянно друг другом манипулируют, дело обычное. Моя дочка Маша, когда закатывала глазки перед витриной с куклами, занималась ровно тем же самым. Просто эта девица умеет лучше.
– Вы сейчас подумали о чём-то грустном, да?
– Про дочь вспомнил, – не стал скрывать я, – но не надо тебе в это лезть. Вот реально не надо, поверь. Прикрути там краник своей эмпатии.
– Если бы я могла… Понимаете, он мне всегда нравился. Он лекции у нас читал, знаете?
– Ну, так. Не вникал.
– Я смотрела на него и думала, что хочу такого папу. Доброго, умного, с чувством юмора, чтобы много знал и интересно рассказывал. Мне рассказывал, понимаете, не всем? Чтобы сидеть у него на коленях, прижиматься крепко-крепко и слушать, слушать…
Глаза у неё заблестели слезами. Не поручусь, но, навскидку, сейчас она говорит искренне. Мне так кажется.
– Я ловила на себе его взгляд, и чувствовала, что я ему тоже нравлюсь. Он иногда думал, что хочет такую дочь. Я слабая эмпатка, но если на меня направлено, то чувствую.
Ну, для этого никакого колдунства не надо. Такое любая женщина чувствует.
