воли, ведь сколько ждал!
Не смог долго лежать, омылся в студёном ручье да воды набрал с баклагу, хорошей, свежей… почти как дома. Путь веселее пошёл в этот день, хоть к обеду и подвело живот от голода, а останавливаться не хотелось. Ноги гудели в новых сапогах, и чего он придумал в них идти, надо было лапотки справить, и налегке… Эх, может хоть где старенькие раздобудет, а как до дому доберётся, так и сам сработает. Лыко у них в Сосновке знатное, тонкое, но крепкое, самое на лапти!
– Здрав буде, путник! – послушался позади Степана голос под скрип телеги, – Далече путь держишь? А то садись, веселее в беседе-то путь коротать.
Седой как лунь дедок на старой подводе догнал Степана. Такая же старая, словно так же сгорбленная уработанная кобылка тянула пустую подводу, и окружающий мир мало интересовал её. Потухшего глазу не повела на прохожего, только чуть сбавила мерный свой ход, пока Степан запрыгнул на свежее сено, укрывшее подводу, и зашагала дальше, мотая тусклой гривой.
– Благодарствуй, отец, – усевшись рядом с хозяином, сказа Степан, – А то уж ноги занемели шагать.
– Далече путь держишь, путник? Поди ж ты плотник, вона, топорище в мешка торчит.
– Плотник, дедо, умею маленько. Меня Степаном звать, – Степан очень старался говорить весело и дружелюбно, чтобы дед, чего доброго, не вызнал в нём каторжанина, да не ссадил с телеги – кому охота такого спутника…
– А меня дедом Акимом зови, Стёпа, – кивнул дед, – А что, на работы куда подрядился, ежели вон в дорогу собрался?
– Можно и так сказать, – уклончиво ответил Степан и отвёл глаза, лгать деду не хотелось, а сказать правду было боязно, а ну как ссадит с подводы, топай потом пешком.
– Ну и то ладно, – дед, казалось, и сам всё понял, да только вот виду путнику не показал, видать привышный был к такому люду, какого с этих местов много шло в разные стороны, – Ты, Стёпа, там под рогожкой глянь-кась. Квасок там есть, яичок сколь-то бабка моя положила, угостись. Дамно, поди, не едал такого-то…
– Спасибо, дедуль, – ответил Степан, – Только давай уж после вместе и за трапезу. А ты сам-то куда направляешься?
– А я, милок, на пристань еду, сына старшого встречать, на ярмарку в город по надобности ездил. Аль тебе не по пути?
– Как раз по пути, и мне на паром надобно, дедо. А ты не прочь, если я тут у тебя посплю немного, на сенце? Душистое, хорошее, как дома… В сон дюже клонит, сил нет, растрясло.
– Дак поди спи, чего маяться, – кивнул дед, – За поклажу свою не боись, в целости сохраню. Тебе поспать – святое дело… вам, болезным, от зари до зари сколь пришлось…
– Двенадцать годов без малого, дедо, – честно признался Степан, он понял, что дед сразу распознал в нём идущего с каторжной работы человека, – Но ты не боись, я ничего тебе не сделаю худого… не такой я!
– А чего мне бояться, – усмехнулся дед Аким, – Я на своём веку всякого повидал, плохого человека
