триместр, мистер, и… вы вылезаете!
Бабуля меня не слышала. Она притворялась.
– Не испытывайте меня, мистер? – сказала она. Я выкрикнула все заново.
– Na kijnt! – сказала бабуля. Она все еще притворялась. Я закричала изо всех сил, и мама сказала:
– Суив! Да господи, блядь, боже!
Из бабулиной спальни доносятся непрерывные крики женщин, рожающих младенцев, или самих младенцев, которых заставляют рождаться, или людей, которых убивают, или людей, обнаруживающих тела убитых людей. Бабуля говорит, что британские женщины уж очень много кричат, когда обнаруживают мертвые тела.
– Я бы тоже кричала, – сказала я.
– Нет-нет, – сказала она. – Это же тело. Это nuscht!
Бабуля по пятнадцать минут занимается на тренажере «Газель», пока смотрит свои передачи. Между шагами она произносит «хо-о-о-о-о-о», а потом «goot, goot, goot. Gownz yenook». Только ее умирающие и мертвые друзья знают ее секретный язык. Она подхватывает фразы из своих телешоу и весь день тренируется на мне произносить их с британским акцентом. «Суив, д’оуогая, нам следует’ устуемит’ься на к’онт’инент’!»
На редакционной встрече бабуля сказала, что, если придется, я должна сказать себе «заткни свою пасть», чтобы не рассердить маму, потому что мама теперь как целый город, с Гордом и со всем остальным. Бабуля говорит, что, когда мама включает режим выжженной земли, наша единственная надежда на выживание – это укрыться в другой комнате и ждать, пока он не закончится. Чтобы Пифия перестала вещать в Дельфах. Бабуля говорит, что я должна попытаться превратить мамины пророчества в изящные гекзаметры, как это делали греки. Она говорит, что гекзаметр – это стихотворение, в которое встроено проклятие.
Бабуля знает маму с тех пор, как мама родилась в самый жаркий день в истории, до изобретения вентиляторов и кондиционеров. «В комнате была жаровня!» – сказала бабуля. «Кровь и огонь!» Она сказала, что во время родов доктор оказался настолько бесполезен в вопросе извлечения детей из женщин, что бабуля была вынуждена сказать ему: «Пожалуйста, уберите от меня свои руки и позвольте мне сделать все самой». Наконец выползла мама, злая и багрово-красная, как крохотный сатана. Когда мама включает режим выжженной земли, она полощет рот маслом орегано, чтобы не наговорить ужасных вещей, о которых потом пожалеет, и чтобы повысить свой иммунитет, хотя научных доказательств этому нет. Сегодня, перед тем как мама отправилась на репетицию, бабуля рассказала ей, что по утрам я терплю, пока не дорешаю судоку, и затем упускаю свой корабль.
– О чем ты говоришь, какой корабль? – спросила мама, а бабуля ответила ей, что у меня фиксация на том, чтобы закончить судоку, прежде чем я чем-либо займусь, включая редакционную встречу и опорожнение кишечника, и тогда мой стул возвращается внутрь меня и окрашивает мой взгляд на весь предстоящий день, и, вероятно, от этого у меня под глазами галочки «Найк».
– «Найк» что, спонсор Суив? – сказала мама.
Убейте меня. Мама пристально посмотрела на меня, как будто
