богатырь не снял, так и ел. Казалось, что ему неудобно, но раскрывать себя он не торопился. Поня же все время трапезы ругался на своих девок: то жена громко стучала ложкой по посуде; то дочка причмокивала и хлебала, что поросенок; то травяной отвар слишком горький; то мясо непропеченное. Хозяйка это молча сносила и все больше пыталась вжаться в лавку, слиться со стеной. Девочка так вообще спустя пару ложек похлебки уползла вновь за печку.
– Благодарствую за трапезу, – богатырь убрал ложку и приподнялся.
– Хозяйка! – гаркнул Поня, отчего задребезжали плошки на полках. – Ну, быстро подготовила место отдохнуть гостю.
– Нет, – настойчиво проговорил богатырь.
– А что же…
– Пойду в корчму, там спокойнее… теперь.
Было ясно, на что намекал богатырь. Поня досадливо скрипнул зубами: где это видано, чтобы гость отказывался от радушия старосты.
– Что ж, дело твое, давай хоть провожу, – Поня направился следом за уходящим богатырем.
На двор опускалась ночь. Вялый свет из окон освещал небольшой клочок свежей травы и пару закрывающихся молодых ромашек. Благо конец весны радовал своими светлыми вечерами и ясными ночами.
– Бывай, здоровяк, советую не задержива…
– Слушай ты, напыщенный, – прошептал богатырь, хватая Поню за грудки и слегка приподнимая его над землей. Тряхнул разок да поставил обратно, но рубаху не отпустил. – По воле богов мне предстоит остановиться в этой веси. На сколько – не могу знать. Но как буду уходить – обязательно сообщу. Тебе же советую не мешаться под ногами, а то меч придется тебе рассмотреть поближе. И я не потешаюсь.
– Мне тут нахлебники не нужны, – прохрипел Поня.
Богатырь отпустил его рубаху и полез себе за пазуху.
– Вот, – протянул он мешочек с монетами, звякнувшими так, что аж в ночи блеснули глаза Пони. – И пока я тут, запомни: будете распускать руки и язык – отрежу. И то, и другое, если будет кому-то мешать в веси.
– Понял, – ворчливо отозвался Поня, перехватывая мешочек и незаметно взвешивая его в руке.
Богатырь кивнул, открыл калитку и направился обратно в корчму.
Там уже было тихо, осталось только парочку выпивох, которые были не в состоянии идти до дома. Но в скором времени и их выкинут на улицу, чтобы не занимали зазря место.
Богатырь подхватил свой мешок, на который даже никто не позарился – видимо, боялись.
– Комнату на седмицу, – он ловко покрутил в мозолистых, но длинных и тонких пальцах монету, и положил ее на столешницу. Теперь настала очередь глаз кормчего загореться.
– Подкрепиться? – услужливо уточнил тот.
Богатырь отрицательно мотнул головой.
– Умыться? – уже поднимаясь по лестнице, спросил кормчий.
– Угу, – спустя мгновение отозвался богатырь, словно сомневался.
Комната была маленькой и заполненной: полати с настилом, мелкая скамья
