ему дешевую комнату, заплатив за неделю вперед.
Насладился им и вернулся на ночь в свою повозку.
Утром я стучался к нему. Он сонный, впускал меня. Мы сидели на его кровати и разговаривали.
Говорил больше я – он по утрам был не особо общителен, хотя всегда брал с меня слово, что я и завтра приду, как будто звук моего голоса был ему приятней наших любовных утех. Он слушал меня прилежно – во всяком разе, притворялся, что слушает.
Я, что бы он ни думал обо мне как о любовнике, пришелся ему по душе. Оно и понятно: ведь он, впервые за много месяцев, ночевал три ночи кряду под той же крышей.
Я привел его к нам. Он был таким деревенщиной, что никогда не заходил дальше фонтана посреди рынка и не знал, что мы испокон веку ставим наши повозки на другой стороне площади!
Я дал ему посмотреть спектакль из повозки с декорациями, и вот тогда он заговорил.
Он случайно заметил, что из угла скалится один из наших драконов – как тот, под которым сидишь теперь ты – всполошился и вспоминал потом об этом раз двадцать: дурак-де я был, что испугался такого чучела. Но по его ухмылке я видел, что это был приятный испуг. Я часто расспрашивал его, с кем он спал раньше, и рассказывал ему о своих похождениях. Да, у него были свои прихоти в этом деле – кажется, он любил конопатых женщин…
Прихоти были и у меня, и он им подчинялся безропотно. «Хочешь, так давай. Главное, чтоб тебе хорошо было». Я не знал тогда, как редко это можно услышать от столь юного существа, и принимал все как должное. А после полагал, что мои причуды теперь известны всем на мосту – но оказалось, что он и словом о них не обмолвился; такая сдержанность сделала бы честь и человеку куда более высокого рода. Поэтому и о его предпочтениях не стану распространяться. Скажу лишь, что они были безобидными, даже милыми, и меня трогало, что он мне доверился.
К тому времени он переспал всего с семью женщинами: шесть были деревенские девки и молодки, седьмая – жена того мужчины, что нанял его на мосту. «Какое совпадение! – сказал я. – У меня за всю жизнь тоже было только семь женщин, а ведь я вдвое старше тебя».
Подобно многим пришельцам из сельской глуши, он, помимо грез о знатной даме (или господине), которые будут содержать его в праздной роскоши, мечтал о сыне, о жене – именно в таком порядке – и, пожалуй, о паре любящих дочек. Они будут жить в маленьком домике – в таком же, как я со временем понял, где он жил и трудился до прихода в Колхари. В этом месте я обычно вставлял: «Подбери себе, кроме того, такое занятие, чтоб не бывать дома месяцев восемь в году, и будет совсем хорошо».
Он смеялся, но, думаю, оценил мой совет, когда сошелся с вдовой – и вскоре выбрал себе как раз такое занятие.
Случалось, что он тосковал по дому; я выслушивал его, не совсем понимая, и как-то сказал: «Так почему бы тебе просто не съездить туда?»
«Нет, это слишком далеко. Я в город четыре дня шел».
Я заметил ему, что четырехдневный пеший путь можно проделать в повозке за полтора дня. Кроме того,
