ткнул в меня щупом, который тут же окрасился в синий цвет. – Что я говорил, эта падаль еще жива. Придется везти в отдел. Давай, бросай его на платформу, и погнали, в пятом секторе полно работы.
– Почему я? – оптимист не возмутился, для порядка спросил, закидывая меня с помощью манипуляторов на шершавую доску, висящую в полуметре от пола. – Вечно ты главный.
– Потому что я и есть главный, – мрачный уселся рядом со мной, загораживая от уборщика, пробежался по остаткам одежды, – о, гляди, даже карточка осталась. Сколько там на ней, сто сорок кру? Богатенький улов. И левый ботинок практически цел, отдадим старьевщику. Все, поехали.
Как скажешь, третий инспектор, – послушно ответил оптимист, залезая к нам.
Пока мы ехали в отдел, я почти умер. Все чувства снова отрубились, я впал в кому и дышал, наверное, раз в минуту. Инспекторам было не до меня, сто сорок кру отлично делились на двоих, а вот на троих – не очень. Оптимист предлагал оставить старшему сорок кру, но третий инспектор решил иначе, выделил по полтиннику себе и начальству, а сорок досталось напарнику. От этого оптимист тоже помрачнел, и на месте просто скинул мое тело вниз, на пол. От удара сердце снова забилось, я пошевелился, застонал, и тут уже вступил в дело протокол для живых.
Матерящиеся инспектора затолкали меня на другую платформу, попутно они выясняли, кто должен был меня удавить, пока мы сюда ехали, пятый инспектор оправдывался, что я уже был мертв, а третий – только орал, и ничего больше.
Он орал, пока мы ехали по каким-то коридорам, орал, когда в выеденный глаз мне засовывали трубку с раствором, орал, оставляя меня одного в тюремном медблоке.
Я этого ничего не видел и не слышал.
Расходники для медкапсулы стоили дорого, так что, когда старший смены пришел посмотреть на улов, на мне уже висел долг в три тысячи кру. Зато кровь остановилась, и кое-какая плоть наросла на поврежденных местах.
– Не повезло парню, – крупный потеющий мужчина в белом похлопал по прозрачной крышке капсулы. – Еще и глаза нет, а это пятнадцать тысяч. Нет, девяносто пять, пометь, что мы ставим ему биоимплант последней модели.
Стоящая рядом девушка с ослепительно-белыми волосами кивнула и черканула пальцем на электронном листе.
– Ну что, сколько там получилось?
– Двести пятнадцать тысяч, – блондинка мило улыбнулась. – Как думаешь, в отделе контроля прокатит?
– Куда они денутся, получат с этого долю. Пусть лежит, надо подумать, куда его определить. Вроде кто-то из Союза размещал на бирже запрос. Но нас это не касается, отдел взыскания решает, что с этим огрызком делать. Повезло, что линка нет, никто не спросит. Ладно, пошли, еще два таких же лежат в соседнем боксе, с этим покончено. Нет, стой, ты что сделала, дура? Ты действительно провела биоимпы? И все остальное?
Собеседница захлопала ресницами, судорожно листая страницы на планшете.
– Это не я. Отдел контроля, – выдохнула она, –
