кстати), но иногда она чересчур наблюдательна. Вздыхаю и, отряхнув ладони от крошек, опираюсь ими на столешницу позади себя. Надо переходить к главному.
– Ма, тут такое дело… – Жесть, я так не смущался, даже когда первый раз приглашал девочку на медлячок. – Через час придёт моя одноклассница. Она будет заниматься со мной репетиторством.
Мама складывает руки на груди, удивлённо приподнимая одну бровь, но продолжает терпеливо молчать, за что я ей благодарен.
– Она будет учить меня испанскому, – зажмурившись, прикрываю лицо ладонью, чтобы не смотреть на свой позор в отражении маминых глаз.
Мысль о репетиторстве была внезапной, совершенно не обдуманной, и мне до сих пор неясно, как я буду выкручиваться из своего вранья. Но дело сделано, и без сообщников теперь никак.
– Брайан, ты в совершенстве знаешь испанский.
– Об этом я и хотел с тобой поговорить, – всё же смотрю на неё и, неожиданно для самого себя, вижу понимающую улыбку на её лице. – Не проболтайся.
***
– Uno, dos, tres, cuatro… (Прим. авт.: один, два, три, четыре…)
Я по-раздолбайски сижу на своей кровати, согнув одну ногу, и делаю вид, что слушаю свою «учительницу», а сам с интересом её разглядываю. После школы Кассандра переоделась в обычные рваные джинсы и свободную футболку. Я не вижу ни одного обнажённого участка её тела, кроме рук и шеи, но чё-ёрт… Пока она проговаривает числительные испанского языка, как можно незаметнее подтягиваю подушку поближе к своему паху, чтобы скрыть конкретный такой вулкан, выпирающий через тонкую ткань домашних штанов. Никогда не думал, что испанская речь может настолько возбуждать.
– Брайан?
– М-м?
– Ты меня слушаешь? – Агилар сидит на стуле возле стола напротив и смеряет меня осуждающим взглядом.
Прочищаю горло и с улыбкой отвечаю:
– Uno, dos, tres, cuatro, cinco, seis, siete, ocho, nueve, diez, – выпаливаю, как на духу. – Ну как? – Ожидаю услышать похвалу, но она только хмурит свои красивые бровки.
– Я считала до восьми, а не до десяти.
Ну ты и придурок, Брайан. Это же надо так облажаться.
– Я тебя поразил?
– Скорее, озадачил, – она закрывает свой видавший виды учебник. – Me estás engañando? (Прим. авт.: Ты мне врёшь?) – задаёт вопрос, глядя на меня в упор, а мне приходится сидеть с улыбкой олигофрена, прикидываясь, что ни хрена не понял.
– У тебя красивый язык, – выдаю то, что на уме, имея в виду все её языки вместе взятые. Включая тот, что у неё во рту.
Кассандра непроизвольно облизывает губы, но не смущается, а продолжает смотреть на меня, слегка прищурившись. Чую, что-то задумала, и моё чутьё меня не подводит:
– No tengo bragas puestas, (Прим. авт.: На мне нет трусиков) – серьёзное выражение лица абсолютно не сочетается с её каверзными изречениями.
Где там мой заслуженный Оскар? Несите! Прижав подушку ещё сильнее, невозмутимо смотрю на эту сумасшедшую, от которой у меня скоро будет ядерный взрыв в штанах. И я добровольно обрёк себя на эти
