затянулся и выдохнул дым. – Но самое странное в нем – это взгляд и характер. Они у него не меняются, Фаут. Я помню тебя, сестер и брата в детстве, вы, точнее мы менялись с годами. Ты вот до тринадцати лет вообще не улыбался, юмора не понимал, злился на всё, потом уже, когда тебя ламия зацепил, впервые засмеялся. Он же… каким был, таким и остается, причем с самого рождения, ощущение, что говоришь с взрослым, а не с ребенком, с юнцом. Я помню его взгляд, когда он родился…
– И что там за взгляд такой был, что ты так сейчас задумался? – Фаут с интересом смотрит на старшего, он не ожидал, что Аиркесс такой сентиментальный и помнит их детьми.
– В его взгляде были вопросы: «Где я?», «Кто вы?». Отец это тоже увидел, как и Верховный Жрец, мать медленно уходила, умирала, просила дать ей её сына подержать, именно она ему имя дала, а не отец, – Аиркесс замолчал, он смотрит в никуда. Фаут не выдержал, молчание брата его немного напугало, что очень редко бывает с ним.
– Аир?
– Он смотрел на неё осмысленно, Фаут, он всё понимал, слышал, но словно не понимал речи… Верховный отцу сказал, что в этом младенце душа не новорожденного, что надо принести в жертву Лунам. Отец его даже ударить хотел за такие предложения, как и я, мы не уподобаемся этим фанатикам Света, которые режут своих детей на алтарях. Жрец что-то говорил, но я не расслышал, меня мама позвала, попросила позаботиться о Эларсе, потребовала даже от меня обещать ей, что не оставлю и защищу его. Я пообещал…
– А тут дуэль…
– Да, если бы он был на грани, я бы вмешался, не смотря на запрет отца, а он мне прямо запретил с угрозой изгнать, лишить всех титулов, имущества, – Аиркесс усмехнулся, затянулся.
– Не ты один вмешался бы.
– Мгм… Видел твой настрой. Что ещё рассказать о нём? Удивляется магии, говорит на непонятных языках, вон мы сами уже говорим на них, используем ругательства эти… – братья тихо рассмеялись.
– Огры уже завидуют этим оборотам… – они в голос смеются.
– Чего смеётесь? – братья повернули головы и посмотрели на укутанного сонного брата, но улыбки не погасли, даже шире стали, они махнули ему на свободное кресло.
– Эларс, расскажи нам историю про Алису!
– А..?
*****
Снова эта теплая и гостеприимная темнота меня окружает, только в этот раз я иду по мягкой земле, просто иду вперед и мне спокойно, в голове нет мыслей, нет переживаний и тяжких дум. Хорошо так, но самое главное и в новинку то, что Сириф на моем плече восседает. Она тоже молчит, не нарушая эту умиротворяющую тишину прогулки.
Сколько мы так шли, я не знаю, но всё резко изменилось: нет покоя в душе, нет этой мягкой темноты вокруг, только два небольших холмика земли, а над ними надгробия гранитные.
– Александр Дмитриевич Мраков, родился девятнадцатого марта, умер двадцать первого марта, – тихо прочитала надпись Сириф. Перевела взгляд на второе надгробие. – Елизавета Дмитриевна Мракова, родилась двадцать второго января, умерла
