style="font-size:15px;"> – То есть ты веришь, что Коклюшкин сожрал русалку? – посмотрел на него внимательно Терпков.
– Ну, не то чтобы прям верю. Русалок не бывает, но мне будет спокойно, если я выкину эту икру в затон, чтоб не думалось.
– Останови.
Корнеев резко свернул к обочине и остановил, непонимающе смотря на Терпкова. Неужто тот решил, что следователь сошёл с ума. Но опер смотрел зло, брови его сошлись на переносице, а руки сжались в кулаки. Терпков быстро вылез из машины и открыл заднюю дверь. Прежде чем Корнеев успел его остановить, вытащил банку с икрой. Корнеев, уже чувствуя неладное, выпрыгнул со своего места и дёрнулся к Терпкову, но было поздно. Банка летела на асфальт. Корнеев лишь успел прыгнуть и вытянуть руки, куда вонзились осколки, брызнувшие от разлетевшейся банки. Он заорал от боли, кровь капала с ладоней и смешивалась с расплывавшейся по асфальту слизью и осколками.
– Дурак! Зачем?
– Я дурак? А ты сам подумай, если всё, что ты говоришь, правда, то, получается, своего ребёнка ты спасёшь, а эти, – Терпков подошёл и растёр ногой по асфальту оставшиеся целыми икринки, – вылупятся и утопят за свою жизнь кучу других людей. Ты подумал, сколько за лето тонет детей? У меня брат утонул на Волге! Может быть, из-за такой твари, как та, что сейчас в морге лежит. Ну, а если это всё неправда, то и чёрт с ней, с этой икрой!
Корнееву хотелось ударить в морду наглого Терпкова, да какое право имеет этот молокосос, всего пару недель как опер, читать ему нотации. Его остановило лишь то, что наивное щенячье выражение исчезло с лица опера, на следователя смотрел волкодав, уверенный в своей силе и правоте. Терпков ещё раз растёр икру ногой и, развернувшись, пошёл по трассе, доставая на ходу телефон. Корнеев достал из бардачка поллитровку с водой и пачку салфеток. Полил ладони водой и обтёр от крови влажными салфетками. На телефон пришло сообщение: «Ушла рожать, сильно не бухай». Корнеев посмотрел вслед Терпкову, но того уже не было видно на дороге, похоже, сошёл в лес на обочине. В голове снова неприятно защёлкало, бутылка с водой затряслась в руке, а потом Корнеев встал на колени и начал собирать с асфальта уцелевшие икринки, опуская их в бутылку с остатками воды. Из порезов снова потекла кровь, и он добавил её в воду, может, поможет. Он не собирается жить и бояться, что однажды вода заберёт его ребёнка.
Сделав выговор Корнееву, Терпков пошёл по дороге в сторону города, достал телефон и набрал номер, ответили сразу.
– Да, Егор Ильич, закончил проверку Корнеева. Нет, не подходит. Да, хороший следователь, отличное чутьё на навь. Не подходит, потому что семья ему дороже, чем остальные. На его ребёнке проклятье русалки, надо снять. Хорошо, передам Настасье. Не надо машину, я «другой стороной» пройду.
Пока Терпков говорил, облик его менялся. Личина дрогнула, словно отражение в потревоженной воде. Когда рябь успокоилась, вместо молодого опера по дороге шёл мужчина сорока лет с лицом, изуродованным старыми шрамами. Ещё мгновение и идущая фигура выцвела и рассыпалась, взметнувшись облаком пыли.
Глава
