ответил Терренс. – Плохи дела.
– Нет, нет, нет, я вовсе не об этом, – завыл старший звонарь, стукнув кулаком по стойке.
– Хм… Поговаривают о том, чтобы просить еще один пенни за пинту пива, дабы оплатить военные нужды?
– Нет! Весь церковный звон теперь под запретом до особого распоряжения, за исключением случаев воздушных налетов. Об этом объявили по радио. Разве ты не слышал?
– Ох. – Терренс работал в этом пабе с тех пор, как научился ходить. Когда-то давно он объяснил Фэй, что проще позволить покупателям излить свою тоску, после чего продать им пинту-другую. Несогласие с ними или указание на то, что колокола доставляют чертово неудобство жителям, приведет лишь к потере клиентов. – О, это… ужасно. Не правда ли, Фэй?
– Перестань, папа, не притворяйся, что это не самый счастливый день в твоей жизни.
– Не надо так, дочка. Я знаю, как много значил для тебя и твоей матери этот старый трезвон. Разве ты не собиралась в это воскресенье устроить в ее память затяжной дин-дон?
– Четверть звона, – голос Фэй надломился. – Уже нет.
– О, мне очень жаль, Фэй, – сказал Терренс, кладя руку на плечо дочери. – Нет, правда. Ты ведь с таким нетерпением ждала этого, дочка. – Застигнутая врасплох внезапным и искренним сочувствием отца, она подумала, что может расплакаться. Разумеется, он должен был тут же все испортить.
– Значит ли это, что я смогу выспаться?
– Пап, – рявкнула Фэй, наливая мистеру Ходжсону пинту пива.
– Конечно, я не могу сказать, что рад этому, – произнес мистер Ходжсон. – Но у нас есть долг, и мы должны его исполнить.
Остальные звонари заворчали в знак согласия, а Берти добавил:
– Как сказал мистер Черчилль – мы никогда не должны сдаваться.
– Чушь собачья, – донесся хриплый голос Крэддока с другого конца барной стойки, и все обернулись к нему.
Фэй видела, что лицо Берти стало белым, как молоко. Парень опустил взгляд на свою пинту в ожидании, когда земля разверзнется и поглотит его. Мистер Ходжсон, напротив, заговорил с храбростью человека, доблестно сражавшегося в битве при Монсе в 1914 году.
– Прошу прощения? – спросил старший звонарь.
– Я сказал, что это чушь собачья, ерунда, полнейшая глупость и пустая болтовня, – ответил Крэддок, не отрывая взгляда от барной стойки. – «Никогда не сдавайся», мать твою. Нас надули в Дюнкерке, лягушатников надули сегодня. Поляки, голландцы, бельгийцы – всем конец, и мы будем следующими. Гитлеровское наступление невозможно остановить, а Муссолини и макаронники только что объявили нам войну. – Крэддок сделал долгую затяжку. – Нам не следовало вмешиваться.
– Это измена, мистер Крэддок, – заявил мистер Ходжсон. – Я обязан доложить о вас.
– Это здравый смысл, старый дурак, – возразил окутанный дымом Крэддок. – Мы должны остановиться сейчас и заключить сделку, прежде
