над её
Фантомом чести в глыбах от игры,
Пуская счёт в надеждах роли мира
И откровения из часа близкой тьмы.
Сложили разницы на казусах вокруг -
Этнические формы глаз и мук,
Им отвечают к правде: долг и плут,
Что хочет говорить и слышать тут
Свою обиду из одной души,
Ей светится античный формы глаз,
Нетленной робой неприкаянной тиши,
Над утопичным пояснением ей – роли.
Логично будет говорить её
На форме злободневной чести – нам,
Лишь светом опирается и ждёт -
Этнический фигуры склад причин.
Не ждал источник малого ума,
Что будет ролью большего простора -
Та власть над разночтением раздора,
К чему приводит счастье из нутра.
Спокойно светит частью на себе -
То солнечное утро в квантах мира,
Им жив от различения понять -
Источник неприкаянной черты,
За властью думать в странной суете,
Держать искусство к символу надежды,
А став формальным ужасом – везде -
Иметь достаток формы нигилизма.
Держа его в руках над странным сном
Ты отворачиваешь жизнью диалект,
Готовый думать на себе о том,
Что стало частью большего в надежде.
Гуманист на тропе
Обращаемым словом в нагрудной реке
Искушению ищет свой якорь – пути,
Небывалого ужаса к людям – прийти,
Чтобы жить идеалами к ветру в душе.
Оставлял поручение к славе вещей
И на этой тропе – удивлению видел
Искромётное облако в мире идей,
Проторённого славой по самому аду.
Обращает свою удивления звезду
Над тропой одичания смелой весны,
Как другие на отмели – слова поймут,
Обязуясь идти по такому пути.
Не услышал совета и в озеро слёз
Обывательски нишу свою растоптал,
За другие позоры, что в сердце искал
И прощение света, который не видел.
Удивляться не станут на нём – Короли,
Обывательски ищут свой гневный раздор,
Что ещё остаётся на должном пути
Под трёхглавой красой поколения мира.
Гуманистом не стал и в душе озверел,
Что дорога игры обручального счастья,
За того ли искал удивления оскал,
Им за жизнь отвращая любителя свойство?
Недалёким казался твой мир от идей,
По спонтанному свету бродили вокруг -
Разночтимые образы формы разлук
И плохой белизны непонятного чванства.
Образумит
