и остался сидеть.
Все решалось через него, и только что подписи на рапортах стало на одну больше. Удивительно, но факт.
– Настюх, ты опять отлетела? Я говорю, родители отдыхать едут в Египет по горящей. Приглашаю тебя в наш домашний кинотеатр.
Ага. Знаю я твои приглашаю, Осипов. Как начинаешь приставать, так я все, голова в одном месте, руки в другом и мозг отключается.
– Я подумаю.
– Ну, Настюх, я не буду приставать!
Посмотрела на него скептически. Не буду. А потом вон мне тоже беременной ходить? Уже весь институт обсуждает в курилке. Хорошо хоть, командир у нас адекватный и не сильно парится на этот счет.
С Фальцевой вообще как в гуся вода. Она вроде отошла, и ладно. Хотя, откровенно говоря, я Рада за нее как никогда. Потому что глаза у нее теперь счастливые-счастливые. Чего не скажешь про Макара.
Но я уверена, что они смогут справиться со всем. Умудрились же как-то отношения ото всех скрывать. Такие тем более отношения… Хотя скажите мне честно. О чем вообще можно говорить, когда, блин, ребенок будет!
– Так, с тобой сегодня говорить – себя не уважать. Считай, я обиделся, Макаренкова.
Вот он это специально. У него фишка такая, коверкать мою фамилию в стиле преподов. На криминалистике уже полтора месяца меня Макаренко величают и наотрез отказываются запоминать. Надо матери рассказать, пусть им сапоги на размер меньше выдаст!
– Артем!
Но мой парень уже смылся в аудиторию. Мы были одной такой странной межкурсовой парой. Тем более после всем известного спора. Волобуева после моего слезного нытья такое рассказала, что вся курилка охреневала. Осипов всем запретил про меня говорить и вообще сказал, что влюбился и чтобы никто даже про спор вспоминать не смел. А проигрыш демонстративно выплатил.
Приятно! Но страшно капец как. Я даже матери не сказала еще. Она наверняка спалила всю контору, но из принципа ждет, пока ее единственная дочь разродится признанием.
Пошла на лекцию. Макар оглядывал всех соколиным взором, задерживаясь на Семе. Я усмехнулась. Сохин же начал:
– Семен Семеныч. Вы нам не окажете честь сообщить, сможем ли мы сегодня раздеться до рубашек?
Послышался ржач. Народ гудел, но шутку оценил по достоинству. Потому что Сема, кажется, словил какой-то злой рок. То он с коротким рукавом рубашку под ПШ наденет, то шевроны пришьет, чтобы не забыть, но потом окажется, что они не на ту сторону.
Как тогда орал на него Сохин. Мне кажется, я теперь среди ночи встану и буду способна рассказать, что шеврон с изображением книжки лепится посередине рукава восемь сантиметров от плечевого шва на правую руку! Правую. Руку! А не правую сторону, когда ты смотришь на рубашку!
– Сможете. Раздевайтесь! Разрешаю.
И Сема осторожно снял с себя китель, ожидающе глядя на окружающих. Те же по привычке принялись сканировать его. Да нет, вроде на этот раз угроза миновала и все правильно. Бу-га-га!
Уселась
