при любом удобном случае, особенно доставалась девочкам. Его одергивали даже старшие ребята, а ему как с гуся вода. Однажды он грязно и глумливо высказался по поводу Зои Космодемьянской.
Во дворе всегда исповедовали принцип драки один-на-один и ему строго придерживались, но в том случае мы "отметЕлили" подлеца, позабыв о дворовой этике – каждому хотелось хоть один раз да двинуть по поганой роже.
Клеймо "предатель" ему приклеили надолго. С ним не здоровались и не принимали в игры. Так было при мне, что было после – не знаю.
Слово дружба было понятно всем. Нам прививалась мысль, что у каждого должен быть друг, с которым можно делить и горести и радости. Следуя в русле педагогических рекомендаций, я начал выбирать себе друга.
В классе у нас был мальчик Юра Рыкин. Естественно, его все звали просто Рык, причем произносили это с рычащей буквой "р" , так как он еще и сильно картавил.
– Ну-ка, Р-р-рык! Р-р-рявки гр-р-ромко!– была заезженная дразнилка в его адрес, которая по причине трудного произношения применялась редко и к пятому классу незаметно забылась.
Мы с Рыком часто играли в шахматы, обменивались книгами, обсуждали любимых героев.
А еще он собирал марки…
Одно время в Руднегорске было повальное увлечение коллекционированием марок. Это была как эпидемия. После уроков мы собирались и группами и парами и часами могли выменивать друг у друга ту или иную марку. Покупка и продажа марок между филателистами не практиковалась – только обмен.
Боже, какая это была радость когда после долгих (от пару часов до нескольких дней) торгов ты получал заветную марку взамен одной своей, а то и нескольких своих марок в зависимости от котировки их в Руднегорске.
В ходу были только марки иностранных государств (советские не пользовались успехом), особенно ценными считались так называемые колонии.
За одну невзрачную колонию можно было выменять две, а то и три марки Болгарии или Чехословакии.
Как-то папин знакомый, дядя Боря, узнав, что я собираю марки подарил мне блок из двух марок Сан-Марино. Марки были совершенно новые, яркие, красочные с изображением раритетных автомобилей. В то время для меня это был самый желанный подарок. Вся наша школьная филателистическая братия облизывалась на эти мои сокровища. Год я стойко держался, но потом все-таки променял их на марку колонии Микелон. А потом всю жизнь жалел – на кой мне сдался этот Микелон, я даже не знал, где он находится, а Сан-Марино мне посчастливилось посетить через сорок лет и будучи в этой карликовой стране, я вспомнил свои марки с грустью и ностальгией.
Вся это филателистическая эпидемия в течении нескольких лет незаметно сошла на нет. В седьмом классе я уже сразу не мог вспомнить, где у меня лежат кляссеры с марками. Несколькими годами позже, при переезде я взял в руки один из них открыл и не испытал ровным счетом ни каких чувств.
Страсть угасла навсегда.
Но тогда, в начале шестидесятых я считал, что раз нас с Юрой Рыкиным объединяет любовь к
