если не будет распухать – значит, ничего не сломал.
– Что у вас случилось, Саид? – вид у Арби был очень недовольный и даже раздосадованный. – Что, это твой какой-то давний враг, которому ты решил отомстить только сейчас?
Я осознал, если я скажу все, как есть, я буду выглядеть просто законченным глупцом. Но совершенного не воротишь.
– Мне просто показалось…
В этот момент из-за спины появился один из постовых. Эти люди в камуфляже всегда стояли вдоль центральных улиц. Вооруженные, они круглосуточно патрулировали улицы, сменяя друг друга. Конечно, такая суета на крыльце «Гранд Парка» не могла не привлечь их внимания.
– Что случилось, почему ты его ударил? – спросил высоченный смуглый мужчина с темными мешками под глазами и черной бородой.
Я смотрел на него с сожалением и стыдом за то, что мне нечего ему ответить. Кроме того, что на такой вопрос практически никогда не бывает достойного ответа – мой ответ мог вообще выставить меня идиотом. Глубоко вздохнув и дернув поднятой кверху ладонью, я все же решил сказать, как есть:
– Я стоял… а он стоял тоже… и он на меня смотрел, что-то говорил и смеялся.
Арби, нахмурившись еще сильнее, уставился на меня, а постовой, явно смущенный услышанным, иронично улыбнулся:
– Ты бьешь всех, кто смеется, или всех, кто на тебя смотрит?
– Нет, – дрогнул я в нервной усмешке. – Мне показалось, что он смеется надо мной.
– Ты у него спросил, над чем он смеялся?
– Нет.
– А вдруг он смеялся не над тобой?
Теперь мне только так и казалось.
– Мне так не кажется, – твердо сказал я.
Арби заговорил с постовым, а я опустил голову, вперив взгляд в асфальт.
Как же это было глупо и неотесанно. Как же это было неправильно. Действительно – я ведь мог просто спросить, над чем он смеялся. Мы могли бы поговорить об этом. Он бы сказал, в чем дело, мы бы дали по рукам и разошлись, подружившись. Но дело в том, что я никогда не умел разбираться в таких ситуациях на словах. Все эти «Что, проблемы?» или «Ты мне что-то сказать хочешь?» – это все не для меня. Я всегда поступал по принципу «задели – ударь», и никогда, помимо самих этих моментов помутнения, я не считал это правильным выходом из ситуации. Никогда, даже если противник был объективно виноват – я не злорадствовал и не считал себя хотя бы правым.
Да и я знаю таких, как он. Ведь подойди я к нему с расспросами и заведи с ним разговор, он бы стал на правах новоиспеченного товарища позволять себе какие-то вольности – прощупывая почву, – после которых я бы все равно так или иначе его ударил.
Договорив с Арби, постовой кивнул нам и ушел. Люди поочередно подходили к углу здания, посматривали на меня и удалялись – их мгновениями позже сменяли другие зеваки. Чеченцы любят суету, и я мог бы с уверенностью сказать, что где-то в глубине души они огорчены, что все закончилось.
Арби присел напротив меня. Он смотрел по сторонам, покачивая головой, отчего
