не собираюсь.
– Это хорошо. Самоубийцы нам не нужны. Спонсирую мероприятие я. Оружие с меня, как и расход на подготовку. Пока не пристреляемся, то никуда не поедем. Бурый говорит ты каждый день тренируешься?
– У меня оружия нет. По малолетству. Отец разрешение не дал. А так, да. Болтаться в хвосте не собираюсь.
– Но пока болтаешься где придётся.
– Пока из-под опеки не вышел, то приходится. Без документов ни в один город не въедешь, – ответил я.
– Не, въехать можно, но долго не пробудешь. Хотя в некоторых городах договорились на радиосообщение. Делают запрос: откуда такой без доков приехал. Получают ответ. Если всё чисто, то выдадут новые взамен потерянных. А так, право одной ночи и катись до своего города устанавливать личность. У тебя днюха когда?
– В конце зимы.
– Как раз документ получишь и возьмём тебя с собой, если перестреляемся и согласен. Точные координаты не скажу, но предупреждаю, дело опасное. Назад можно не вернуться. Но сливок с него получишь столько, что будешь не обижен.
– Если оружием обеспечишь, то я в деле.
– Договорились. Завтра здесь перед сиестой встречаемся.
Она закашлялась. Видимо, давно курила. Табак уже начал оседать в лёгких. Я видел, как люди со стажем загибались от курева в этом кашле, когда не могли прокашляется по минуте, поэтому и не начинал курить. Пусть это и могло придать солидности в глазах местных парней, но я не хотел отвлекаться на кашель, если понадобилась бы отбивать нападение.
– До завтра тогда.
– Бывай, – согласилась она. Сплюнула, вытерла лицо. А мне как-то противно стало. Вроде женщина. Должна быть чем-то прекрасным, притягательным, а тут такие плевки, после которых о поцелуях забудешь надолго. Или я слишком предвзято ко всему относился?
Я вернулся домой. У нас была одна комната на четверых. Ещё немного и можно было съехать отсюда. В мои планы не входило оставаться с родителями после того, как я справлю совершеннолетие. Но пока приходилось жить в нашем шумном доме. Закинув вещи на верёвку, чтоб просушились, а ботинки поставив около батареи, я завалился в кровать. Внизу шумела детвора. Порой мне наш дом напоминал клоповник, где всегда кто-то копошился и шумел. Здесь никогда не было покоя. Младшие дети плакали. Старшие старались проводить побольше времени вне дома. У нас было как-то принято среди братьев работать с пятнадцати лет. Три части зарплаты отдавалось отцу. Остальные деньги шли на карманные расходы. Сестрёнки помогали по хозяйству. Две из них пошли учиться дальше и уехали в более крупный город под присмотр старшего брата, который уже женился. Остальные готовились пойти по стопам матери и стать примерными жёнами, которая будет детей рожать и дома мужа с работы ждать.
Для них это был смысл жизни. Я этого не понимал. Может, раньше так сам думал, а сейчас хотелось адреналина намного большего, чем думать, как прокормить ораву детей.
– Вернулся? – в комнату заглянул отец. Кивком выгнал из комнаты моего брата, который лежал на соседней кровати и читал книгу. Меня он игнорировал, я его. Каждый сам по себе и одновременно вместе.
– Как
