что он? – спрашиваю Вайковского.
– Живёт в Центре, всегда поддерживал контакт с единственным, кто не только остался из родных, но и тем, кто может разделить его общую печаль. Но вот, что ты сам видел, но не полностью мог тогда осознать: покинувший нас Тио, как рассказали полиции соседи, собирал у себя дома много старья, тащил всякий хлам, который людям не нужен, но, помимо этого, он отказался отдавать вещи сына и его жены на хранение властям. Только на обработку, дезинфекцию отдал, и сразу же увёз их все с собой, продав частный столичный дом.
– То есть, он жил среди вещей, что остались от семьи?
– Верно, но также и добавлял своего, видимо, он не хотел ничего потерять, что может хранить память.
– Он также видел ценность жизни, думаю, ведь молодые погибли, а он, старый, остался, – добавляет, слушавший до этого застывший на своём сидении Ник. – Память не единственное, что он хранит с собой. Он носитель жизни, своей и внука, он небольшая победа. Пока он был жив, может, служил примером для Аша, что в мире есть те, кто способен выживать перед лицом ужасных трагедий. А, чтобы поддерживать себя, он собирал вещи, не желая ничего больше потерять.
– Кстати, прости, что прерываюсь, Мэт, – затараторил Дин, – но тебе не нужно домой, Ник?
– Я сообщил о своём месте пребывания родителям заранее, они знают, что я остаюсь у тебя.
– Хорошо. Вы все остаётесь тут, так? – гуляет глазами по каждому из нас друг.
Кивки.
– Давай дальше, с жизнью мы разобрались, рассказывай, что со смертью Салливана, – прошу продолжать.
– Ладно. Дело обстоит так… – в этот момент Вайковский застывает.
Я вижу: он смотрит прямо, ему как будто тяжело пошевелиться. Лёгкий шёпот… Это Дин? Приглядываюсь к нему, но всё в порядке, только… Темно. Свет вокруг Вайковского слегка меркнет, и тяжёлые тени ложатся на все его черты, как будто кто-то выкрутил контрастность моего зрения на максимум, но не только это: тьма за спинкой кресла обретает плотность, уже не видно хорошо той стороны комнаты. Что-то нет так. Нужно…
Свет возвращается сразу же, прошли только мгновения. Я не успеваю ничего понять, как изо рта Дина доноситься хриплый, режущий кашель, в глазах виден блеск света, отразившегося в маленьких слезинках, что выкатили на лицо, лицо Дина, на которое наползает горестная улыбка, и его голова склоняется, пока он усмехается не с меньшей горечью. Но он снова движется. Я же спрашиваю:
– Хей, всё в порядке?..
Ему тяжело дышать? Нет, тяжело думать, он что-то увидел, может, понял. Ну же, говори нам!
– Ребята налейте воды, Дин, дыши, не волнуйся, – подскакиваю к креслу, пока Джо поднимается со своего, двигаясь в кухонную зону помещения.
– Я не знаю, зачем… Кх-Кха, – Дин пытается говорить, но прерывается на кашель, который полностью обрывает все его попытки.
– Вот, выпей, – Син успевает подбежать с налитым стаканом, который немедля перехватывает
