родственники. Остальные же так и остались лежать в поле.
Наскоро подоив буренок, уменьшенное почти вчетверо колхозное стадо погнали по направлению к райцентру.
В надвигающихся сумерках появился город, а там и станция. Но страдания на этом не закончились. На станции царила неразбериха, коровы никому были не нужны.
– Ты что, дед? Какие коровы? Людей спасать надо! Немцы прорвались… Утром будут здесь! – слышал Семён Ильич в ответ на свои обращения и от военных, и от железнодорожников.
Наконец ближе к утру он нашел таких же, как и он, горемык, гонящих стадо коров в тыл, им и пристроил свою сорок одну многострадальную коровку… Но скотину взяли в стадо с условием, что Семён Ильич сам будет следить за ней.
Попрощавшись с братьями – Мишкой и Владимиром, дед Семён поспешил за уже уходившим мычащим стадом.
– Что будем делать? – с надеждой посмотрел Мишка на старшего брата.
Тот, отведя взгляд в сторону, ответил:
– Прости меня, брательник, но я остаюсь. Пойду в военкомат. Мне семнадцать! Призовут. Должны призвать. После того, что увидел на дороге, не могу я вернуться в деревню. Совесть не позволяет. Я же комсомолец! А ты возвращайся. В доме должен быть мужик. На тебя теперь у матери вся надежда. – И, обняв на прощание Мишку, старший брат зашагал в сторону просыпающегося города.
Мишка шел налегке и потому к вечеру был уже на полпути к деревне Соколовке, в которой вот уже двенадцать лет он жил с отцом, матерью, братом Владимиром и сестричкой Катенькой. Правда, возвращался Мишка в родную деревню удрученным: схоронили Лёшку – самого верного и преданного друга, соратника всех детских шалостей и задумок, на которые Мишка был горазд; не выполнили распоряжения председателя колхоза – только сорок одну коровку из ста сорока семи довели до райцентра. Да и то, что Вовка ушел на войну, не спросившись матери, не прибавляло настроения подростку.
Вскоре он вышел к озеру, где накануне они с Лёшкой ловили карасей. Мишка долго смотрел на воду, растирая по щекам непрошенно выступившие слезы, затем он, погрозив небу кулаком, поплелся в сторону большого села Купцова, которое они проходили вчера.
Поздно вечером подойдя к крайней избе, Мишка удивился царившей тишине: ни лая собак, ни мычания коров, ни гогота гусей и кряканья уток. Еще вчера наполненное жизнью село сегодня будто вымерло. Только у третьей с краю избы он увидел хозяина – распаренного, дородного, красномордого мужика, сидящего на лавке у баньки.
Поздоровавшись, Мишка робко спросил:
– Дяденька, а где народ-то? Вчера шли через село – было шумно и людно…
– А ты кто такой, чтобы задавать вопросы? Не нашенский… Не знаю такого… – почесывая волосатую грудь, нехотя поинтересовался мужик.
– Так я из Соколовки. Ивана и Татьяны Давыдовых сын.
– Знакомец отец твой, а вот матушку не знаю. А ты чего здесь?
– Вчера с колхозным стадом проходил через ваше село,
