в кровавые клочья. Кто-то вскрикнул. Кто-то выругался.
– Подойдете ближе, и девка будет следующей.
Бескидники заколебались и отступили за пределы света. Дворовые в сенях затаили дыхание.
– Мыхайло, – прошептал Морцин. – Зачем ты так с нашим…
– Он никогда не был нашим. Таким нельзя доверять.
– Тронете кого-нибудь, и никто из вас не уйдет живым, – крикнул кто-то из бескидников.
– Ишь ты, разлаялся, пес паршивый. Только высуньте носы из тьмы, и мы уничтожим здесь всех до единого. И колядников, и девок, и добрых хозяев на десерт.
– Вы не уйдете отсюда. Мы будем сидеть всю ночь.
– Как и мы. Только мы в тепле.
Бескидники замолчали, словно их и не было. Мыхайло втолкнул Мацейку в сени и запер. Он дополнительно подпер дверь длинной жердью, потому что засов был довольно паршивым. В те времена в деревнях не было других воров, кроме дворовых, но никакой засов не поможет от разбойника, за которым стоит закон.
– Следи за выходом, Хвощ, – рявкнул дворовый главарь одному из своих подручных. Хвощ, толстый и тупой разбойник, имени которого никто не помнил, расселся в сенях, где принялся выскабливать лысину длинным ножом. Главарь банды снова уселся за стол и постучал пальцем по пустой оловянной кружке. Старый Любаш послушно налил самогон до самого края. – Давай выпьем еще. Водка проясняет мысли.
– Ты, Мыхайло, а что с ними делать будем? – Морцин указал на висящих у потолка Ангела, Ирода и Дьявола.
Первый стонал и хрипел, непрестанно вертясь, а двое других, кажется, потеряли сознание, потому что не шевелились вовсе. Мыхайло пожал плечами.
– А это наше дело? Пущай себе висят.
Минуты текли в тишине. Дворовые уже не смеялись и не пели. Любаши и колядники тревожно поглядывали на них. И никто даже не дрогнул, хотя их было больше, чем разбойников, а музыканты так и вовсе не были калеками и на субботних танцах первыми рвались в драку.
Миновала полночь, когда маленькая Розалька, которую укачивала Мацейка, вдруг разрыдалась. Не помогало ни поглаживание по голове, ни тихие слова, что шептала старшая сестра. Как будто кто-то отвинтил в девочке краник со слезами.
– Заткни этого ублюдка, а то я ей башку отрежу! – неожиданно рявкнул Морцин.
Розалька в ответ разревелась еще громче. Она рыдала и рыдала, и казалось, что от этого плача она вот-вот расколется пополам.
– Хвост себе отрежь, баран, – усталым голосом произнес Мыхайло.
Потом что-то захрипело, по-медвежьи зарычало, и это была не Розалька. В комнату ввалился Хвощ, согнутый пополам и с зеленой мордой.
– Змея! Змея меня укусила!
– Одурели вы все с этими змеями?! – не удержался Мыхайло. – Зима, сука! Нет змей!
Хвощ в ответ упал на колени, и его вывернуло наизнанку всем содержимым желудка.
– Мыхайло, я знаю… – выдохнул он наконец, вытирая усы рукавом. – Но в сенях и правда была змея. Она выползла непонятно
