мысли оборачивается на голос.
Всего в нескольких футах от них стоит мужчина, одетый как член экипажа – в брюки грубой выделки и тунику, на которой масляных пятен больше, чем чистых мест. Его румяное лицо покрыто щетиной, а темные глаза-бусинки устремлены на Леопольда. В правой руке он держит пистолет, который направляет прямо на них.
– Кажется, я тебя узнал, – говорит мужчина, подходя на шаг ближе. – Хотя ты-то меня наверняка не помнишь.
– Сэр, я думаю, вы меня с кем-то путаете, – говорит Леопольд и двигается в сторону, чтобы встать между пистолетом и Виоли. Она это весьма ценит – не потому, что нуждается в его защите, а потому, что у нее появляется возможность дотянуться до маленького ножа, пристегнутого к бедру. Чтобы ее не заметили, она двигается очень медленно, надеясь, что Леопольд сможет отвлечь незнакомца еще ненадолго.
Мужчина смеется.
– Ты действительно думаешь, что я забуду лицо человека, который выгнал мою семью из собственного дома? Уверяю, Ваше Величество, я точно знаю, кто ты такой.
Виоли старается двигаться быстрее, ее пальцы судорожно возятся с ремешком. Теперь ей видится куда более вероятным, что мужчина выстрелит – жажда мести окажется важнее награды, которую дали бы за живого Леопольда. Она оглядывает палубу, но поблизости больше никого нет. Должно быть, пока они с Леопольдом разговаривали, ночная смена ушла спать, а дневная команда еще не вышла на палубу.
– Я никогда не… – начинает Леопольд, но обрывается на полуслове. – Ты жил в той деревне. Хебблсли.
– Хевелсли, – шипит Виоли. Хевелсли – так называлась деревня, которую Леопольд велел снести, чтобы построить новый охотничий домик. Виоли помнит, потому что это случилось сразу после того, как она только прибыла во дворец, и ее первое зашифрованное письмо императрице Маргаро было именно про этот случай.
– Хевелсли, – исправляется Леопольд. – Мне жаль, правда жаль. Этому нет никакого оправдания. Мне сказали, что там почти не было людей, а остальные согласились переехать за щедрую компенсацию. Но это была ложь, так ведь? – спрашивает он.
Виоли удивлена, что его голос звучит так спокойно, даже когда на него наставлен пистолет. Она не думала, что избалованный король способен на такую храбрость. Сжимая пальцы вокруг ножа, она выпрямляется. У нее всего один бросок – один шанс попасть в человека, направившего на них пистолет. Шансы невелики, а учитывая, как плохо она себя чувствует, они близятся к нулю. Нож кажется невероятно тяжелым, и она не представляет, где найти силы на бросок.
– Ложь, – говорит мужчина, фыркая. Его рука дрожит, но Виоли не находит этот факт утешительным. Он эмоционален – значит, нестабилен. Его поведение непредсказуемо, и в этом нет ничего хорошего.
– Нам не дали никаких денег. Мою семью и всех наших соседей выгнали на улицу, отвезли в Кавелле и бросили на произвол судьбы. Я взялся за эту звездами забытую работу, потому что другой не нашлось. Сомневаюсь, что мои дети проживут достаточно долго, чтобы дождаться моего возвращения.
Виоли
