и сонный мой бывший сосед Томас Оданс. Я вдруг вспомнила, что живет он как раз в Заречье и чуть ли не на разбомбленной Рыбной улице.
– А нам ждать, когда Помойка наши фотки на стене вывесит. Вот тогда мы точно станем хорошими. И вообще, если блокада, как они приедут, гости эти? А если они могут приехать, то почему мы не можем уехать? Что, в мире других городов, что ли, нет?
Если бы такое сказал кто-нибудь другой, а не маленький рыжий Деннис, слова эти можно было бы назвать антигосударственной пропагандой. Но Деннис – человек, который просто не умеет не спорить. Скажешь ему, что дважды два – четыре, он обязательно заявит, что десять. А согласишься на десять, начнет доказывать, что четыре или восемь.
Но госпожу Анну такие слова покоробили, оскорбили, можно сказать, в лучших чувствах.
– Мальчики! Что же вы говорите? Все мы, как один, должны переносить лишения ради свободы, ради победы. Неужели это кому-то непонятно? – она подняла большие голубые глаза к высокому потолку, будто собиралась молиться.
– Непонятно! Хотя бы моей сестренке Марии. Попробуйте, объясните четырехлетней про патриотизм, из-за которого она должна ночевать в холодном подвале, а на Рождество ни мандаринов, ни елки. Хорошо, если вермишель без масла, – снова заговорил Томас.
Госпожа Анна аж задохнулась:
– Томас, как ты можешь?! Это не из-за патриотизма, а из-за блокады. Конечно, маленькой девочке это не объяснишь, но мы должны держаться и ради них, чтобы их страдания скорее закончились.
– И ве-ечный покой! – по-клоунски прогундосил Деннис.
– Деннис Меркалис! Прекрати сейчас же, иначе пойдешь вон из класса!
Да, довели девушку! Вообще-то госпоже Анне совсем не свойственно пользоваться такими методами. Но даже ее неожиданная реакция почему-то не вразумила народ, хотя неожиданностей в наше время надо остерегаться, как говорит моя бабушка. В спор встряла Милка-толстушка по фамилии Тира, которая сидит прямо передо мной:
– Интересно, а как там, в Париже, держится ради сестренки Томаса драгоценный сынуля нашего Помойки?
Во дает Милка! От нее я такой смелости не ожидала. Вообще ей и Томасу высовываться опасно. Гимназия наша хорошая, учатся здесь или умные, или богатые. А эти, кажется, ни деньгами, ни высокими баллами похвастаться не могут. Отчислят ведь, не успеют оглянуться! Вот и будут ходить в соседнюю с домом школу, где ни отопления, ни бесплатных горячих обедов.
– Патриотизм, патриотизм! Никто ведь русских и не оправдывает. Но тут понятно: они враги. А свои почему такие? Почему одни гнилую картошку едят, а другие по ресторанам и казино ходят? А своих детей, которым на линию обороны надо бы, раз уж папы – такие патриоты, за границу отправили.
– Мой дед говорит: кому война, а кому – мать родна. Так испокон веков было.
– Между прочим, это русская поговорка.
– Русская – не русская, какое дело, если испокон веков.
