сфер, а значит, от столицы. Дистанция измерялась не только в верстах, но в стиле поведения и даже мысли. По оценке публициста А. П. Мертваго, не стеснявшегося нещадно критиковать вторую столицу, москвичи были во многом смелее петербуржцев: они не боялись новых стилей в архитектуре, новых инициатив в торговле, новых идей в науке. «Москва вырабатывает русскую мысль», – подчеркивал К. С. Аксаков.
Впрочем, не одну мысль, а много разных и не похожих друг на друга. По воспоминаниям общественного деятеля, депутата Государственной Думы от октябристов Э. П. Беннигсена, московское общество конца XIX века делилось на три группы: стародворянское, купеческое и интеллигентно-чиновное. В первой было мало молодых людей. Те предпочитали устраиваться в столице. Однако старые дворянские усадьбы продолжали оставаться центрами общественной жизни.
В особняках на Поварской и Малой Никитской и в громадном лабиринте переулков, связывавших Поварскую, Малую Никитскую, Арбат и Пречистенку, ютился совсем особый мирок, в котором, несмотря на все глубокие социальные метаморфозы, развернувшиеся со времени падения крепостного права, свято сохранялись различные обычаи дворянской старины. Геральдические львы на воротах большого двора, в глубине которого располагался барский особняк с разными надворными службами, – как бы заранее предупреждали своим видом всякого приходящего, что, преступив порог этого дома, он сразу шагнет на несколько десятков лет назад в, казалось бы, отжитое прошлое. Там найдет он большие залы со старинными диванами и креслами, с громадными люстрами, с хорами, на которых помещается оркестр во время балов; большие библиотеки, наполненные нарядными изданиями XVIII века; многочисленную прислугу – пережиток старинной дворни; величавых старух, по-королевски восседающих в пышных креслах в окружении своры комнатных собачек; визитеров во фраках и мундирах, являющихся аккуратно по всем праздничным дням приложиться к пергаментной руке такой величавой старухи.
Обитатели усадеб собирались в дворянском собрании, где фрондировали Петербургу. Купечество было деятельным и влиятельным, но сравнительно малочисленным. Оно мало походило на деловых людей в описании А. Н. Островского. Это были «джентльмены», меценаты, политические фрондеры, библиофилы, декаденты. Особая роль принадлежала третьей группе, которая знаменовала собой неразрывную связь правительственных сфер и оппозиционной общественности.
Москва была центром притяжения всей земской России. Во вторую столицу стремились деятели местного самоуправления всех центральных (и не только) губерний. Сюда съезжались на заседание кружка «Беседа» земцы из Орла, Саратова, Самары, Пскова, Рязани, Тулы, Владимира, Ярославля, Твери, Тамбова, Курска. Здесь проводились земские съезды. Председатель московской губернской земской управы Д. Н. Шипов был ключевой фигурой всего земского движения конца XIX – начала XX века. Ведь земская Россия тоже была властью. У органов самоуправления был свой круг
