обязанностей, чтобы заработать положительную карму и хотя бы частично покрыть свои минуса.
Быть может, это ложь, и карму на самом деле можно перезаписывать?
Тогда почему чиновники не живут дольше среднего? Или они намеренно вписываются в средние показатели?
VI
– Где я, и что это за место? – спросила Лениза несколько испуганно. – Почему я такая старая? – спросила она с тревогой в голосе, рассматривая свои руки и кинувшись разглядывать слабое отражение на полу. – Хейдар, это ты? Ты тоже старый?
– Сколько тебе лет? – спросил Хейдар спокойным ровным голосом.
– Шестнадцать, – ответила Лениза. – Что за вопрос? Я что, впала в кому и мне теперь тридцать?
– Забавно, ты ничего ещё не знаешь, – сказал Хейдар, горько усмехнувшись, а затем вздохнул.
– Это шутка? Это сон?
– Долго рассказывать, – ответил он, глядя в сторону своим потухшим взглядом. – Помнишь, когда мы были маленькие, как-то в одно очень тёплое лето – лето с грозами, с ливнями, с росой на траве, с головастиками в овраге – ты сидела, загорелая с головы до пят, у калитки, и ковыряла занозу в стопе?
– И ты вышел с куском хлеба со сметаной и малиновым вареньем? Помню, это было не так давно.
Хейдар вздохнул.
В Ленизе что-то будто всколыхнулось, и лицо и глаза вдруг стремительно стали меняться. Она порывалась что-то сказать. Каждая личность пыталась выбраться на свет и что-то сказать Хейдару.
– Иногда их сложно обуздать, – ответила какая-то из альт-Лениз.
– Согласен, – ответил альт-Хейдар.
– Что нам делать? В текущем положении мы не способны ни на что, и я сомневаюсь, что единственной целью нашего появления было сохранение жизни этих двоих, чтобы сидеть в запертом зале и бесконечно заунывно вспоминать прошлое без возможности выбраться.
– Наивные слова, – ответил теперь уже оригинальный Хейдар.
– Хейдар, неужели тебя устраивает текущее положение дел? – отчаянно спросила альт-Лениза.
– Я лишь наблюдаю за происходящим, у меня нет выбора.
Лениза вернула контроль над телом, глаза потухли.
– Помню когда-то давно на каждом углу было модно кричать о том, что все люди травмированы в той или иной степени, и что это важно, – она вздохнула и легла на холодный пол. Лежа на боку, вырисовывая что-то пальцем на полу, она продолжила: – Что признавать свою травму, говорить о ней, смотреть на мир сквозь призму своей травмы и понимать, что она влияет на тебя и твои решения – это важно. И почему-то, видимо в силу возраста, я наивно верила в это. Почему-то я не понимала, что если мне плевать на чужие травмы и проблемы, что если мне нужно как-то жить и разбираться со своим багажом, всем вокруг ровно так же наплевать на меня, и если им нужно знать о моих проблемах, то только с целью манипуляции и шантажа. Я не понимала, что разговорами о травме и ментальных отклонениях нас отвлекали от
