Это ты хочешь мне сказать?
– Это безусловно так, но речь не об этом. Сейчас все держатся цели, бегут за своей именитой звездой, видят начало пути и его сладкий финал. Страдают, не делая шага, живут, лишь бежав пару суток без сна. И детство… Счастливая пора лишь из-за прогулок в никуда. Неизвестность пугает состарившихся – от поворотов пахнет страхом и по́том, от широкого поля поднимается в воздух тошнотворный привкус тухлого мяса. Дети же рады встречать неизвестность, идти в никуда. Дети познают путь самурая быстрее, чем то делает иссохший мумифицированный в костюме-тройке труп. Вспомни, бывало ли такое с тобой? Ты бредёшь с самого раннего утра так далеко, насколько возможно зайти до захода Солнца. Тебя не пугает ни глухая чаща, ни высокие холмы, ни холодной горной речки поток. Ты боишься лишь родительской ругани – в большинстве случаев матери, что боится за тебя и оттого хватает ремень, покуда отец не угасит столь яростный любящий пыл – он сердито пошамкает тебя ради вида, а потом шепнёт: «Молодец!». Ты бродил до дрожи в ногах, свалившись в кровать с широкой улыбкой, весь чумазый и потный – сон приходит мгновенно, он сладкий и долгий. То время, когда большей радостью в жизни была причудливая палка или здоровенный кривой камень. Не было большего счастья, чем запеченные в духовке куриные голени с шампиньонами и картошкой, поданные к столу с домашней сметаной и горячим чаем. Чтобы вернуться в это состояние люди ходят к психотерапевтам, психологам, изучают всевозможные практики, отдают деньги инфоцыганам, покупая звезды в небе, до которых им никогда не дотянуться. Мы чувствовали себя частью этого мира, но теперь мы арендуем своё право на жизнь.
Пока из меня изливался поток чутких фраз, мы добрели до конца пристани, упершись в переулок, похожий на Бирмингем девятнадцатого века: кирпичные мануфактурные здания, рабочие телеги и работяги, измазанные в мазуте и копоти, битые стёкла и архаичная теснота «бандитского» переулка. Мы нырнули в него не задумываясь, следуя за своими мыслями – дорога была лишь дорогой – не имела ни формы, ни оттенка эмоций.
– Я забыл, что вырос в деревне, – спустя долгую паузу дал своё слово Жан. – Как странно… Действительно запамятовал, что лет шесть своей жизни я провёл в диком поле у леса. Я забыл, что хлопал корову по толстым бокам, забыл, что катался на лошади и гулял допоздна, часто засиживаясь на сеновале. Забавно… Как мы способны это забыть?
Правило №Х…∞
«Всё, что дорого, будет забыто. Ты не вспомнишь даже мгновения, запах ускользнёт от тебя. Даже эхо будет безмолвно.»
Мы погрузились каждый в своё тёмное море, молча брели по вечернему острову, чей небосвод затянуло серыми тучами. Ветер стал холоднее – до скрипа в зубах под одеждой дрожали все кости. Разношенные туфли по какой-то причине натёрли мне стопы в трёх местах – идти было больно и пришлось захромать. Усталость нависла гудящей мигренью, веки налились тяжестью, в костях то и дело от сырости что-то пощелкивало, да скрипело. Хотелось домой, в тепло, в сонную лощину
