на диван:
– Заходи. Рот прикрой и… Дверь заодно.
Никуда не торопясь, я медленно передвигалась семимильными шагами, и пронзительные глаза, желающие скрутить мне шею, совсем не смущали. Я еще не успела удобно устроиться, как он резко вскочил на ноги и ударил кулаками о свой стол:
– Что ты от меня хочешь, Василькова?!
Глядя на то, как разлетаются в разные стороны учебники и ручки, я театрально положила руку на сердце:
– Так сразу? Даже кофе не предложите?! А как же хваленое профессорское гостеприимство? Говорят, в приёмной ректора печенье предлагают, а у вас никакого сервиса…
– Могу предложить яд в бокале или печенье с мышьяком, – выдавив из себя подобие улыбки, он снова потребовал: – Говори!
Хмыкнув, я решила, что, наверное, вправду не стоит ходить вкруг да около и сразу выпалила главное требование:
– За нанесенный моральный вред от лицезрения вашего голого тела я хочу освобождения от высшей математики навсегда.
Он молчал, но бровь на замершем в недоумении лице поднималась все выше и выше:
– Зачёт тебе прямо сейчас поставить? В сентябре? Ну, давай.
Я растерялась: «А что, так можно?». Желая поскорее со всем разобраться, я суетливо достала из сумочки зачетку и положила ему на стол. Даже заботливо открыла на нужной страничке, ручку подала с пола и улыбнулась:
– Прошу, Вадим Геннадьевич. Это в наших общих интересах.
Он усмехнулся, присел, почесал затылок, а потом взял и расписался в зачетке. Я с трудом сдерживалась от победного танца. Неужели это конец?! Никакого отчисления? Никакого Шлефова до конца моей жизни? Победа!
– Так пойдет? – громко захлопнув зачетку, он швырнул ею мне в лицо. Я была настолько счастлива, что этот жест меня нисколько не взбесил. – Так пойдет, шантажистка?
Не веря своему счастью, я дрожащими руками открыла книжечку и… Обомлела. Напротив высшей математики стояло лишь одно слово размашистым почерком: «Сволочь».
Резкий вдох… С трудом удалось сдержать невозмутимый вид:
– Профессор Шлефов, все прекрасно, но… Вы тут расписались, а оценку не поставили.
Забыв о всех нормах морали, я буквально запулила в него зачеткой в ответ. Тот пригнулся. Книжка ударилась о стекло за спиной и отпружинила в мусорный бак. Пусть так. После художеств ей только там и место. Придется в деканате врать, мол потеряла, и сделайте новую.
– Слушай ты, Василькова, – прищурившись, он деловито сложил руки на груди и пытался говорить максимально уничижительно. Но скорость фраз говорила о том, что мужчина все же нервничает. – Ты вообще забыла, с кем разговариваешь, а? Может, я прямо сейчас записываю наш разговор на диктофон, а завтра напишу на тебя заявление в полицию о шантаже.
– Пусть так, – я блефовала. Новые проблемы с полицией мне были точно не нужны, только вот Шлефову об этом знать не обязательно. – Но тогда
