Что не так? Я чем-то стала хуже?
Пьерше чуть улыбнулся, как умел – вежливо и чуть отстранённо, – наблюдая, как от этой улыбки в Олеандре дёргается каждый так хорошо знакомый ему теперь мускул тела.
– Нет, я бы даже сказал, ты похорошела.
– Тогда почему?! – Олеандра чуть ли не взвизгнула, наблюдая, как Пьерше демонстративно сортирует бумаги, складывая их в ящик стола. Половина приглашений – в мусор, черновики документов с пометками – в папку секретарю.
– Ты мне надоела. – Он посмотрел на неё, как на слабоумную, которой, кроме как на пальцах, ничего не объяснишь.
– Так не бывает, – горько потрясла головой Олеандра. В прищуре тонко очерченных тушью глаз затаилось подозрение. – Ты… ты нашёл кого-то ещё!
– Бывает. Извини, но это всё, что я имею сказать. Дело не в тебе, дело во мне, если ты так хочешь. И, собственно, что с того, если я нашёл кого-то ещё? Разве я обещал жениться на тебе или что-нибудь подобное?
Ещё пару лет назад, наверное, Пьерше попробовал бы что-то объяснить, найти компромисс, даже начать отношения с нуля – однако на сегодня у него уже не было иллюзий. Он не терпел ограничений в своей жизни, а женщины всегда оказывались слабы. Флирт для Пьерше был сродни фехтованию или танцу. Партнёршей могла оказаться кто угодно, значение имел лишь сам процесс. Как наездник на соревнованиях проявляет чудеса виртуозности, так и Пьерше доставляло наслаждение скользить по тонким граням эмоций, порой находясь на их острие, но никогда не теряя контроль. Вся романтика отношений заключалась для него в их неуловимом, подвешенном состоянии. А женщины, какой бы расы они ни были, тешили своё тщеславие тем, что за ними ухаживает столь обаятельный и богатый аристократ. Казалось, обе стороны прекрасно осознавали правила игры. Пьерше не дарил ложных иллюзий.
Но в один прекрасный момент дама непременно решала, что вот теперь-то стала для него той самой единственной и неповторимой. И начинала требовать большего, полагая, что имеет над Пьерше аналогичную власть. Однотипная развязка романа никогда не менялась. Пьерше лишь научился сводить скандалы к минимуму, сразу беря столь безжалостный тон, чтобы у бедняжки кровь застыла в жилах. Он знал все их уловки наперечёт: притворная холодность, попытки вызвать ревность, щенячьи заискивания… Когда-то наблюдение за этими бесплодными ужимками доставляло ему едкое, желчное удовольствие. Видеть роскошную, самовлюблённую женщину у своих ног, взбешённой или позорно размазывающей слёзы, – вот где ощущался триумф его обаяния. Теперь эти качели ему наскучили, он желал лишь лёгких и ни к чему не обязывающих отношений.
Однако концовка романа оставалась прежней, точно заколдованная.
Пожалуй, стоило поискать даму для развлечений, у которой был бы откровенно меркантильный интерес, и наконец освободить себя от утомительных истерик. Этот монолог с самим собой проносился в голове графа Круазе последние пять минут, пока…
– Но почему?!..
…С Олеандрой всё началось, как обычно. Тогда, после похорон, она действительно навестила его, заколов в волосы преподнесённый цветок. Пьерше как раз предавался безделью, допивая чай с эклерами. И она вошла – эффектная, соблазнительная, вовсе не та недотрога, которой притворялась во дворце. В просторной шёлковой юбке с широким бантом – взяла, что ли, напрокат? – и полупрозрачной кружевной блузке. Лёгкие румяна и каряя подводка придавали лицу рафинированный лоск. О да, в своих избранницах Пьерше ценил внешность совсем иную, нежели ту, которой отличалась, например, баронесса Сепиру Шертхесс. Роскошную, величественную женственность. Нечто манерное, покрытое блестящим слоем лоска, даже кричащее – чтобы от неё пахло косметикой, чтобы были видны густые стрелки макияжа – было в этом нечто… Пьерше не мог подобрать для этого слова. Нечто притягательное, как дурман.
Пьерше мысленно облизнулся, предвкушая, как прекрасно будет сжать её в объятьях, заглядывая в затянутые поволокой глаза, и читать светящееся в них обожание. Но в тот день Олеандра была ещё скованна, она почтительно остановилась у края стола, нервно скользя взглядом по обстановке, и, вытащив из причёски цветок, положила его на стол.
– Всё-таки пришли? – по-дружески улыбнулся Пьерше. – Послушайте, мои условия просты: никаких обязательств. Лишь приятная компания и взаимное веселье, если вам это по душе. В вас есть что-то эдакое. Если откажетесь, никаких последствий не будет.
– Я хотела кое о чём попросить. Если можно, – сухо сказала Олеандра и, не дав ему ничего ответить, продолжила: – Обстоятельства мои таковы, что я вынуждена это делать. Моя мать стремительно теряет зрение, и всё, что может ей помочь, – кровь норда вашего статуса. Я знаю, это иной разговор чем тот, на который вы рассчитывали, и цена здесь совсем иная. Но я буду согласна на любые условия, даже на нечто большее. Всё, в чём я действительно нуждаюсь, – это ваша кровь. Вы были очень добры, позволив мне прийти сюда. Я подумала, что, может быть… вы будете заинтересованы в несколько иной сделке. – На
