с кандидатурами я выглядел, по сравнению с тем корреспондентом, просто очень бледно.
Как следовало из статьи, я родился в тюремной больнице и родителей своих не знаю, они, наверное, опасные рецедивисты. Узнали бы мои мама с папой, в какой ранг возвела их газета, они бы упали в обморок и лежали бы долго-долго (и некому было бы записку написать, чтобы в чувство привели).
По информации, даваемой в газете, я воспитывался в детдомах, потом в Суворовских училищах, потом служил в Афгане. По версии газеты, я состоял в спецназе, выполнял особо опасные и особо секретные задания, был ранен, пленен, но сумел бежать, угнав самолёт и кучу секретных документов…
Я не выдержал и расхохотался. Это ж надо такое придумать! Я же от армии всеми правдами и неправдами косил. Папа военкому сортир на даче чистил, мама нянчила пять внуков военкома. Еле отвертелся от армии…
Моя биография становилась всё более захватывающей. Оказывается, я уже дважды побывал на ударных комсомольских стройках. Причём, не только в Кемеровской области, куда я так и не доехал, но и почему-то на БАМе, куда я ехать и не думал.
А дальше шло самое интересное.
Вот как Костя объяснил мои невероятные приключения с кандидатурами.
Оказывается, мой лозунг в личной жизни: «Любовь без ханжества и меркантильных интересов!» И я своими поступками стремлюсь претворить этот принцип в жизнь. Я связался с Просей не по пьянке, а чтобы все увидели в этой непомерно полной женщине «не только кладовщицу, но и женщину». (Неплохо придумал, корреспондент!). А с кандидатурами, с которыми меня свёл кооператив «Счастье», я поступил так оригинально не по бытовой глупости, а чтобы проучить, по моим словам, «алчущих материальных выгод и прикрывающих святым чувством грязные меркантильные интересы».
Какая интересная и полезная мысль!
Из статьи я понял, что корреспондент не постеснялся порыться в моих личных вещах, брошенных в общаге, в частности, в письмах моих кандидатур. Многие фразы из них, якобы, исходившие от меня, были приведены дословно.
– Чего стоят уверения в любви такой дамы, которая пишет: «Хата есть, тачка есть – нафига нам дети!?» – вопрошал я в статье журналиста.
Здорово! (Хотя в чужих вещах рыться нехорошо…)
Оказывается, случившийся скандал стал следствием того, что я решил наказать таким образом «зарвавшийся в своей алчности особ».
– Я отомстил любовью за любовь! – говорил, по словам корреспондента, я.
– Но это же любовный экстремизм! – воскликнул корреспондент.
– Любовь настолько беззащитна, что защищать её оправдано любыми средствами, – изрёк я, со слов корреспондента.
– Но согласись, Пол, ты любовный экстремист! – настаивал журналист.
– Нет, это уж слишком политизировано и вульгарно, – возражал,
