из аспирантуры турнуть, но обошлось – студенты молчали, а контору упрекнуть не за что: оформлено все правильно, работа сделана…
Нет, не тот человек был Игорь Фирсов, чтобы прийти в отчаяние от трех тысяч долга и последовать совету жены – устроиться на полставки электриком.
Он искал идею.
Но изменились времена, изменился и сам Фирсов, и браться, как прежде, за халтуры сомнительные он зарекся еще на "химии", когда слушал рассказы товарищей по несчастью – от сопливого хулигана Валерки Балбуцкого с вечно потными холодными ладонями, которого в отряде звали не иначе, как Балбесский, до седого капитана Морфлота Никитина, работавшего поначалу вместе с Фирсовым диспетчером на стройке, а потом переведенного за неосторожные слова о начальстве "на лопату" – бетонщиком.
Да, Фирсов стал предусмотрительнее. Иногда он ловил себя на мысли, что пытается в простейшем житейском деле – будь то поход с пустыми бутылками к приемному пункту или переход улицы – отыскать возможный криминал и избежать его. "Где бутылки взяли?" – "Дома. Жена может подтвердить. Обратите внимание – водочных нет, только пиво, лимонад и сухое". – "Почему оказались на середине улицы при красном сигнале светофора?" – "Не успел закончить переход по зеленому, при появлении желтого сигнала остановился на разграничительной линии…" Повышенная осторожность огорчала Фирсова, но что сделаешь, если за время, проведенное им в рабочем общежитии под Ленинградом, называемом спецкомендатурой и обнесенном высоким металлическим забором, он насмотрелся живых иллюстраций ко всем разделам уголовного кодекса, исключая, пожалуй, лишь преступления, связанные с изменой Родине и фальшивомонетничеством.
Из-за какой только дури не попадали люди на стройки народного хозяйства, прозванные "химией" то ли в честь незабвенной химизации народного хозяйства, на фронты которой посылались первые ласточки Указа 1964 года, то ли из-за полной неразберихи в статусе условно осужденного: с одной стороны, осужден условно и свободы терять не должен, с другой стороны – обязан трудиться там, куда пошлют, и спать, где тебе укажет милиция; она же даст разрешение на поездку в выходные дни домой. Ссылка не ссылка, высылка не высылка, но живешь за забором и паспорт твой в спецчасти под замком. Но избирательских и иных гражданских прав при этом не теряешь. Одним словом – "химия".
Каких только разгильдяев, ханыг, прохиндеев, чудиков и обормотов не встретил Фирсов в спецкомендатуре!
На первом месте по представительству шла пьяная дурь с кулаками – хулиганы, "бакланщики", статья 206 за разными частями. Как казалось Фирсову, их лечить следовало, а не осуждать, пусть и условно. Они и там, за забором, углядев слабые стороны надзора, "клали на все болт" и пили в дни получек как чесоточные лошади, пока их за нарушение режима не отправляли на зону – "закрывали". Это племя – пришибленное и хмурое в безденежье, неразговорчивое во трезвости, но горластое во хмелю – уходило на зону, но не избывало – с воли, в узкий турникет спецкомендатуры перлись и перлись с чемоданами и рюкзаками новые "бакланщики", обнадеженные слухами
