не сомневался, что это дело рук наглых окаянных санитаров. Посовещавшись, делегация решила отношения с работниками морга больше не выяснять, к тому же на это уже не было времени, а после похорон написать коллективную жалобу в прокуратуру.
«Только бы сказала правду и не юлила, – искренне желал себе, как следователю, Смирнов, ожидая прихода на допрос главного свидетеля. – Ведь ещё не поздно признаться, что всё выдумала, если выдумала».
Его настораживало то, что все свидетели, как один, обсуждая ранее с Анной Петровной происшествие, ссылались на её настойчивое пожелание: «Вскрывать могилу и тревожить покойную подругу ни в коем случае нельзя!»
Его тягостные раздумья прервало появление в кабинете высокой, несмотря на пожилой возраст, стройной и решительной в движениях женщины. Поздоровавшись, она спросила:
– Вы следователь?
– Да, это я – Смирнов Владимир Павлович. Присаживайтесь, пожалуйста. Суть дела мне и вам известна, но я хочу услышать от вас правду. Перед тем как сюда приехать, я был у прокурора. Он созванивался с руководителями морга, которые клятвенно его уверяли, что такой вопиющий случай с пропажей золотых зубов в их медицинском учреждении не мог иметь место в принципе.
– Не зубов, а золотых коронок. Зубы у Галентины остались на месте, – перебила его посетительница.
«Опаньки!» – чуть было не вскрикнул Смирнов, но вовремя сдержался и с улыбкой продолжил:
– Прошу прощения, оговорился. Но, прежде чем начать допрос, я хочу предупредить вас об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний.
Смирнов заметил, что лицо свидетельницы побледнело и стало хмурым, а сама она напряглась, как стальная пружина. Ему не раз уже приходилось выводить допрашиваемых «на чистую воду» и добиваться от них правдивых показаний. Вот и сейчас он уловил тщательно скрываемое сильное волнение сидящей перед ним женщины. Но ведь не зря же потратил время, когда наводил о ней справки. Репутация Анны Петровны была безупречной. Все, как один, характеризовали её как серьёзную, волевую женщину, не способную на безрассудные поступки и ложь. А излишнее волнение, возможно, объясняется тем, что давать показания на допросе, несмотря на почтенный возраст, ей предстояло впервые в жизни.
Смирнов, как мог, постарался её успокоить и перешёл к делу. Монс достаточно легко, без каких-либо колебаний поставила необходимые подписи в протоколе допроса, тем самым удостоверив факт, что от показаний не отказывается, готова говорить правду и ничего кроме правды.
– Анна Петровна, как давно и при каких обстоятельствах вы познакомились с Туркиной Галентиной Алексеевной? – начал официально Смирнов.
– Это случилось около тридцати лет назад. Она пришла на работу в наш отдел младшим научным сотрудником. Мы познакомились и подружились.
– Вам что-нибудь известно о родственных связях подруги?
– Только
