что, Жучка, небось рада, а?
Жучка, слегка повизгивая, легла на спину.
Подойдя к дрогам, Андрей увидел лежащего на сене брата. Василий крепко спал, укрывшись брезентовым плащом.
Андрей тряхнул брата за плечо. Тот приподнял голову, но долго не мог понять, в чем дело. В глазах его, бессмысленно уставленных на Андрея, вдруг отразился дикий ужас. С воплем скатился Василий с дрог, вскочил на ноги, опрометью бросился к хате и забарабанил в дверь кулаками. Лошади, испуганные криком, тревожно всхрапывая, натянули чембура. Дверь хаты тихо скрипнула, и на пороге появился Григорий Петрович с берданкой в руках. Василий, чуть не сбив его с ног, бросился в сени.
Чеканные газыри на груди Андрея то вспыхивали белым светом, то снова меркли от набегающего на луну облака. Григорий Семенной, выронив берданку, широко открытыми глазами смотрел на сына и не мог двинуться с места. Андрей подбежал к отцу и схватил его за руки:
– Бать! Это я. Чего вы так испугались?
Григорий Петрович, всхлипывая и беспомощно мотая головой, прижался к его груди.
Сидя за столом и доставая подарки из сундучка, Андрей внимательно слушал отца.
– Ну, как только утки на юг снялись, извещение пришло, что наших казаков побили… Мать в голос: «Иди до атамана, чует мое сердце недоброе, да и от Андрея давно письма нету». Пошел я в правление, атаман навстречу мне вышел. «Ты, Петрович, гордиться должен», а сам на меня не смотрит. Сердце у меня захолонуло. «Что, Семен Лукич, убитый он? Кажите, не терзайте!» Ну а как сказал он… Не помню, как и до дому дошел. Не иначе разум отнялся. Старой допоздна не говорил…
Мать Андрея, утирая фартуком беспрерывно катящиеся слезы, суетилась около печки.
Андрей вскочил:
– Это он извещение о моей смерти прислал! Он письма мои и Дергача перехватывал… Ну ничего, когда-нибудь встретимся еще, ваше благородие!
Он яростно потряс в воздухе сжатыми до боли кулаками.
– О ком говоришь, сынок? – Старик испуганно глядел на сына. Он еще не мог привыкнуть к Георгиевским крестам и нашивкам Андрея.
– О ком же, как не о Николае Буте?
И Андрей, волнуясь, рассказал, как Николай посылал его на верную смерть, как били его и издевались над ним урядники, когда он был рядовым. Но, вспомнив причину ненависти Николая, он смущенно замолчал. Григорий Петрович понял смущение сына:
– На волобуевском хуторе она, сынок. Как от матери сбегла, досе там работает.
Андрей покраснел.
Григорий Петрович давно видел, что детская привязанность сына к Марине переросла в нечто большее, и радовался этому. Покойный отец Марины был его лучшим другом, и ему было приятно иметь невесткой одну из его дочерей.
– Я пойду завтра к ней, батько.
Старик задумался. Потом, пристально посмотрев на сына, ласково улыбнулся:
– Что ж, дай тебе Боже счастья! Я лучшей невестки не хочу.
– Ты бы к Гринихе допрежь того зашел, – вмешалась в разговор
