работу.
Чудесное мне нашли занятие – в мои обязанности входило вымешивание какой-то специальной смазки отвратительной как на вид, так и по запаху. Изготавливаемый мною «ценный» продукт носил гордое название «гуув» – «свобода» – я думаю, в смысле свободы передвижения.
Работа была, что называется, каторжной; перемешивать массу следовало какой-то неподъемной огромной лопастью очень тщательно, чтоб не осталось ни единого комочка. Отрадно становилось лишь от присутствия «коллег по работе», с которыми иногда удавалось перекинуться парой словечек. Хотя я старался поменьше открывать рот, так как к тому времени у меня акцент еще не исчез. Спасало лишь то, что похоже разговаривали выходцы из отдаленных западных деревень.
Завод, в стенах которого мне довелось трудиться, представлял собой грязно-коричневого цвета овал немыслимых размеров, также выросший из наоль и обложенный вдоль основания какими-то шевелящимися огромными булыжниками. Внутри здание было разделено, как я понял, на 3 яруса, а те в свою очередь на крошечные комнатки, в которых 2—3 нурка выполняли определенный этап работы.
Потрудившись пару недель, я ощутил острый приступ отчаянья – в понимании всего процесса изготовления скнотов мне не удалось продвинуться ни на йоту. Я даже не выяснил, что ещё нужно производить, чтоб получить скнот. Не буду же я ходить из комнаты в комнату с вопросом «Чем вы занимаетесь?»
На заводе работали как шока, так и ронит, причем трудились бок о бок, но общались они мало и то только по делу. Нурки вообще довольно малообщительный народ, занятый, в основном, работой. Большинство моих «коллег» покидало завод лишь глубокой ночью, в то время как моя часть работы занимала несколько утренних часов.
Эпош, уверенный, что я пропадаю на свиданиях, просто сгорал от нетерпения, и едва я появлялся в гостинице, засыпал меня вопросами. Изворачиваться и выдумывать подробности встречи было, пожалуй, трудней, чем замешивать «Свободу» и в общественном туалете переодеваться обратно в землянина, чтоб соседи по гостинице ничего не заподозрили.
В конце концов я сказал Эпошу, что временно прекращу авантюру, перестану морочить голову бедной девушке и буду посвящать утро начитыванием дневника. На самом деле я бросил работу на заводе и в образе ронита нанялся рассыльным в лавку у гостиницы к торговцу фруктами. У него Мактаб-дипломат каждый день покупал несколько свежих плодов к обеду.
Работа меня устраивала относительно свободным графиком и возможностью изучать ближе жизнь нурков. Разнося фрукты, я получил возможность бывать во многих семьях золотых и бронзовых. Легенда относительно меня звучала так – я был нурком-кочевником, но теперь решил вести оседлый образ жизни. (Я узнал у Эпоша, что такое случалось).
Эпош, лишившись развлечения с моим переодеванием, ужасно расстроился, сник. А у меня
