я часто ловила любопытные взгляды жителей Левобережья. Вскоре я поняла, что население этой части города жило более обособленно: здесь не было приезжих, потому что не было больших предприятий с рабочими местами, не сносились старые постройки и не возводились многоэтажки. Жители были подлинными коренными романовчанами: здесь веками жили их предки, в том числе и в этих купеческих домах, и эти прекрасные дома передавались по наследству, пока не свершилась революция. И даже после революции большая часть купечества и мещан остались в этих краях. Но их дома уплотнили на несколько семей, привлекая в город ремесленников и крестьянство из близлежащих деревень.
Более двух веков назад, при царе Петре, левобережные жители занимались кораблестроительством, а правобережные в основном рыболовством. На Правобережье жила «челядь» (высказывание не моё, я услышала его позже от жителя левого берега), а на Левобережье – «белая кость». На Левобережье все знали друг друга не только в лицо, но и всю биографию любого семейства.
Конечно же, я была чужаком. Я и выглядела не так, одевалась не так, не так говорила. Может быть, даже улыбалась не так: люди здесь не приветствовали встречного незнакомца и не улыбались ему – даже если повстречаешься на узкой тропинке лицом к лицу, просто пройдут мимо тебя как мимо стены, будто тебя вообще нет. А я же приехала из Франции, а там, особенно в небольших городках и посёлках, принято приветствовать каждого если не словом, то хотя бы улыбкой.
Но надо признать, с негативом и неприязнью в свой адрес я не сталкивалась. Да, парни лет семнадцати—девятнадцати частенько докучали, но больше с целью познакомиться, чем обидеть. Я не слонялась здесь по вечерам, а днём было безопасно. Днём любила посидеть не только на набережной, но и в парке возле библиотеки за чтением журнала «Юность» или «Литературной газеты», взятых из читального зала библиотеки под обещание вернуть к концу рабочего дня. Я подружилась с заведующей библиотекой. Наталья всегда была рада видеть меня. Мы разговаривали о прочитанных книгах или новых фильмах. Иногда я приходила с конфетами или пряниками, приносила пластинки с записями западных групп. Мы негромко включали музыку, пили чай…
Несколько раз в поле моего зрения попадал высокий парень на вид лет двадцати трёх – двадцати пяти, приятной внешности, с пышной взлохмаченной шевелюрой и взглядом с прищуром. Он садился на скамейку на противоположной стороне дорожки, поодаль от меня, метров за десять, курил и наблюдал за мной исподтишка. Меня же он не интересовал, я просто отмечала факт его очередного присутствия, не более того, но удивлялась, почему мы появляемся в парке каждый раз в одно и то же время. Мне хватало мужского внимания и девичьего любопытства на комбинате, когда тебя буквально пожирают взглядом с ног до головы: во что одета, какой макияж, чем пахну… Я привыкла к взглядам, пересудам и уже не обращала на них никакого
