его и съела в два укуса. – Откуда ты всё это знаешь?
– Люди говорят, – Чинвон выпила свой чай залпом. – У дедушки была сестра, которая родилась с искривлённым позвоночником. Всю жизнь она прожила, согнувшись, и ходила вот так.
Чинвон поднялась с пола и прошлась по комнате, сильно согнув колени и размахивая руками. Разумеется, Чинвон не могла сама этого видеть, но у Сонджу всё равно невольно перехватило дыхание. Сперва рука без пальцев у свёкра, а теперь ещё и это. Чинвон села обратно.
– Мой прадед выдал её замуж за бедняка и дал ему землю в приданое. Она умерла в родах.
Той ночью во сне Сонджу нянчила ребёнка странной формы. У него были лягушачьи лапы с четырьмя пальцами и задние ноги с человеческими ступнями. Ребёнок повернул к ней своё милое личико, глядя на неё так, словно смотрел в самую душу. Затем он позвал: «Мама! Мама!» – и стал царапать её грудь тремя острыми когтями на передней лягушачьей ноге. Капли крови образовали три красных линии на её груди. Сонджу перехватила эти когти. Она проснулась, цепляясь за йо.
Яркий образ ребёнка с когтями преследовал Сонджу весь день. В животе тяжестью осел страх. Но следующим утром она увидела за окном выпавший за ночь снег: яркое солнце сверкало на ровном белом покрывале, никем ещё не потревоженном. Глаза отдыхали. Ни единый звук не нарушал тишину. Сонджу забыла о кошмаре. Забыла о трёх последних месяцах, когда из-за забот и хлопот некогда было вздохнуть. Она всё смотрела на белый пейзаж перед глазами и вдыхала прохладный чистый воздух.
Вероятно, это и было счастье.
На следующей неделе муж удивил её журналом Life, которому было всего два месяца: букинистические магазины получали эти журналы напрямую от американцев в Сеуле. Она как раз радовалась такому продуманному подарку, когда в комнату вошла Вторая Сестра, уронив перед ней корзину с одеждой для починки – одежда при этом подпрыгнула. Вторая Сестра тяжело опустилась на подушку.
– Я обречена здесь состариться.
Сонджу взяла из корзины пару штанов и вдела иголку в нитку.
– С чего ты взяла?
– Муж отклонил предложение переехать в Сеул по работе. Снова, – Вторая Сестра скривила губы. – Он хочет остаться поближе к родителям – ну, ты знаешь, долг первого сына и всё такое прочее.
Она взяла носок и яростно швырнула его обратно в корзину.
– Я устала жить с его родителями! Первая Сестра ушла. Ты тоже скоро уедешь. А я останусь здесь со свекровью в одиночестве.
Сонджу подумала: вероятно, ей стоит остаться. Но когда её муж получит работу в Пусане, она собиралась присоединиться к нему и помогать ему с карьерой. Она не предложила остаться, чувствуя себя законченной эгоисткой. Они сосредоточились на шитье на две минуты, может, на пять. Чинвон пела O Sole Mio где-то поблизости. Сонджу сказала:
– Мне нравится эта песня.
Вторая Сестра ничего не ответила. Они продолжили шить в тишине. Сонджу чувствовала себя
