и не дёргаюсь, пока Юля загоняет любопытную Милу переодеваться.
Девочке явно интересно, что я тут забыл, но она слушается Юлю, которая усиленно пытается не допустить нашего общения, это заметно сразу. Понаблюдав за этим, я прихожу к выводу, что Юле прекрасно известно о том, что Мила моя дочь. Впрочем, это и не удивительно… Она никогда не была дурочкой, может, она забеременела даже до нашего последнего утра и сразу планировала всуропить ребёнка Диме, который на тот момент выглядел явно более перспективным в её глазах.
У меня уже нет злости, я об этом всём рассуждаю отстранённо. Общаться с дочерью она мне не сможет запретить, изображать из себя мудака, который разлучит её с ребёнком тоже не собираюсь. Но и желания ходить вокруг да около никак не появляется, хотя мама явно хотела более плавного развития событий, но мне теперь кажется, что проще сказать Юле о том, что я всё знаю и потом уже "плясать" от того, как она отреагирует. Если самой Юле по вкусу увиливать и врать, то мне – нет. Значит нужно до конца придерживаться своего принципа.
– Так что тебе нужно? – Юля выглядит более смелой и свободной, чем в прошлую нашу короткую встречу. Наверное, решила, что знакомство с Ланой чем-то ей поможет. Тут уже зависит только от самой Ланы: если Юля и правда пришлась ей по душе, то да, я при всём желание вряд ли смогу сделать против Юли что-то, даже если вдруг захочу. Но судя по тому, что Лана просто показала маме Милу, у их общения исключительно корыстная цель, о которой Юля просто не знает.
– Мне нужно с тобой просто поговорить, – я киваю на кресло, которое стоит напротив моего. – Садись, я не о зимних ботинках разговаривать пришёл.
Юля подчиняется, но теперь выглядит раздражённой. Правда, мне плевать. Это лишь её проблемы.
– И о чём же ты собрался говорить? О Диме? Я ничего не знаю. Знала бы – сказала, – и почему-то мне кажется, что она не врёт. Но с ней всегда ключевое слово "кажется".
– И почему сказала бы? – мне правда интересно. – Разве жена не должна быть на стороне мужа?
Юля усмехается.
– Я на стороне себя и дочки. Если вы разберётесь в ваших с Димой делах, мы сможем просто уйти, так ведь? – и она действительно в это верит.
Если бы не сегодняшнее открытие, возможно, и правда, мы бы нашли Око, и Юля бы отправилась куда там ей угодно. Но теперь об этом и речи быть не может.
– Нет, не так. И я пришёл говорить не о твоём муже, а о нашей дочери.
На несколько мгновений Юля застывает, у неё даже глаза стекленеют. Мне кажется даже, что она вот-вот грохнется в обморок, но этого не случается. Всё ещё изображая едва живую статую, она произносит:
– Что ты такое говоришь… У нас с тобой нет дочери.
И вот теперь видно, что Юля врёт. Куда делись её актёрские таланты?
– Я не спрашиваю тебя, не проверяю. Я знаю, что Мила моя дочь, – говорю ровно и спокойно.
Юля отводит взгляд и скукоживается. Ворошит руками волосы, не смотрит мне в глаза. Я наблюдаю за ней, не тороплю, потому
