у вас сейчас сколько угодно.
Я киваю:
– Обещаете?
– А как же, честное скаутское! – Он поднимает ладонь и ухмыляется; белые зубы сверкают в дурашливой, ироничной улыбке.
Ты родился в девяностые, хочу сказать я. В твоем детстве бойскауты вообще существовали?
Но это сочетание знакомого лица, очков в роговой оправе, изображение им добропорядочного белого соседского мальчика действует.
– Ладно, – снова киваю я. – Смотрите у меня.
Нацеливаю на него палец, как пистолет. Мой черед ухмыляться.
Том продолжает:
– В “Таймс” не принято перепроверять цитаты, но это такая важная и деликатная тема для… вас, возможно, и для других. Ваша собственная история – важнее всего. Я хочу быть уверен, что ваша точка зрения передана корректно.
Последние слова – уже, наверное, лишние. В “Таймс” не принято, но… На ум приходят продавцы с обычными их ухищрениями, цель которых – тебя завлечь. “Обычно я такого для наших клиентов не делаю, но лично вам будет подарок от фирмы…” Мой цинизм возвращается как раз вовремя, приводит меня в чувство.
Все мы пытаемся что-то друг другу продать, правда?
Только на сей раз я не знаю, подлежит ли обсуждению цена.
Том включает запись, и на машинке загорается красный огонек.
Мы откидываемся на своих диванах. Рядом со мной стоит чашка “Нью-Йорк таймс”, полная кофе; на ней красуется знаменитый девиз газеты. “Все новости, пригодные к печати”.
Том отпивает воды.
– Расскажите немного о том, как вы вообще занялись кино. До того, как стали работать с Хьюго Нортом.
Тут я даже не знаю, с чего начать. С того, как я впервые посмотрела фильм? (“Питера Пэна”, когда его снова выпустили на экраны в 1982 году, потом “Возвращение джедая” по выходе в прокат.) Или с тех воскресных вечеров, когда я каждый год без пропуска смотрела “Оскара”? При том что родители с бабушкой каждый раз возмущались, что я не в кровати, и приходилось убавлять громкость и подползать к экрану, чтобы слышать, что говорят награждающие, а родные засыпали – им это было неинтересно.
Меня это не волновало. На одну ночь в году это был мой техниколоровый сон, мерцавший за черно-белым порогом моего унылого дома. Роскошь и фантазия. Кинозвезды, легенды киноиндустрии источали слезы и признательность, поднимаясь за своими золотыми статуэтками. Они сияли с другого края континента – невозможные создания в невозможном царстве.
Я не думала, что когда-нибудь смогу стать частью этого мира. Но каким-то образом я сумела в него попасть.
Глава 3
Вообразите типичный фильм со вставной историей. Мы знаем, как это выглядит: один персонаж говорит с другим, откидывается, предавшись воспоминаниям, и изображение на экране плывет, растворяется в сцене, которую мы инстинктивно опознаем как прошлое. Такие флешбэки есть во “Все
