позвала Грейс:
– Лучше не накрывай до восьми, Грейс. Мистер Уэнглер припозднится.
Грейс возникла в свете столовой, но осталась стоять на пороге.
– Леди уехать? – сказала она.
– Она отдыхает.
– А, – сказала Грейс. – Миз Уэнглер, я подумала, можно будет, мой муж останься тут на вечер. У меня полно места у себя, а ему не надо назад в Нью-Йорк до завтра утром, и на улице так гадко.
– Твой муж? И где же он?
– Ну, прямо щас, – сказала Грейс, – он на кухне.
– Что ж, боюсь, ему нельзя оставаться здесь на ночь, Грейс.
– Мэм?
– Я говорю, боюсь, ему нельзя оставаться здесь на ночь. У меня не постоялый двор.
Грейс немного постояла и вышла на кухню, сказав:
– Да, мэм.
Элоиза вышла из гостиной и вскарабкалась по лестнице, еле освещенной из столовой.
На площадке лежала галоша Рамоны. Элоиза взяла ее и швырнула со всей силы через перила; галоша шумно шваркнулась об пол прихожей.
Элоиза щелкнула выключателем в комнате Рамоны и ухватилась за него, словно ища опоры. Она постояла, глядя на Рамону. Затем отпустила выключатель и быстро подошла к кровати.
– Рамона. Проснись. Проснись.
Рамона спала на самом краю кровати, свесив попку справа. Ее очки лежали на тумбочке с Дональдом Даком, аккуратно сложенные дужками вниз.
– Рамона!
Девочка проснулась, резко втянув воздух. Она широко раскрыла глаза, но почти сразу прищурилась.
– Мамочка.
– Ты, вроде, сказала, что Джимми Джиммирино насмерть переехали?
– Что?
– Ты слышала, что, – сказала Элоиза. – Почему ты спишь на самом краю?
– Потому, – сказала Рамона.
– Почему потому? Рамона, мне не хочется…
– Потому что не хочу задеть Микки.
– Кого?
– Микки, – сказала Рамона, потирая носик. – Микки Миккеранно.
Элоиза сказала, срываясь на крик:
– Ложись посреди кровати. Ну-ка.
Рамона, ужасно испугавшись, только вскинула глаза на Элоизу.
– Ну, ладно, – Элоиза схватила Рамону за лодыжки и рывком переместила ее на середину кровати. Рамона не стала ни сопротивляться, ни плакать; она дала переместить себя, но внутренне осталась непреклонной. – А теперь спать, – сказала Элоиза, тяжело дыша. – Глазки закрывай… Ты слышала, что я сказала: закрывай.
Рамона закрыла глаза.
Элоиза подошла к выключателю и нажала. Но еще долго стояла на пороге. Затем вдруг бросилась в темноте к тумбочке, ударилась коленкой о край кровати, но не обратила внимания на боль. Она взяла очки Рамоны и, держа обеими руками, прижала к щеке. По лицу покатились слезы, стекая на очки.
– Бедный дядюшка Криволап, – повторяла она раз за разом. Потом положила
