Дверь в конце зала и направо. – Молча кивнув всем, старший быстро пошел в конец зала.
Зигун пошел в конец зала. Сначала он никак не мог найти дверь, которую ему указали, но тут увидел небольшой коридор и справа дверь. Он открыл ее и очутился еще в одном зале, только поменьше. Там были люди в таких же белых балахонах, как и у него. Оглядевшись, он обнаружил неподалеку и группу людей в черном.
Мимо пронесся парень, чуть не задев его.
– Тебе туда, – бросил спешащий ему на ходу. – В конце зала, дверь справа.
«Опять в конец зала и опять дверь справа. Сколько же тут этих залов… и откуда этот паренек знает, куда именно мне нужно?..» – подумал Зигун.
Все двери выглядели одинаковыми. Зигун шел через зал, на стеллажах увидев огромное количество личных дел и рядом с ними весы. Некоторые весы немного пошатывались то в одну, то в другую сторону – на них было одинаковое количество шариков, и в любой момент весы могли склониться в ту или иную сторону. Любой, кто проходил мимо, мог случайно задеть их – и все, доказывай потом, что шариков было поровну, никто пересчитывать не будет. К некоторым весам подходили люди в белом или в черном. Каждый кидал белые или черные шарики: белые – за добрые дела, а черные – за грехи.
Люди в белом, как понял Зигун, были ангелами, теми, кто всю жизнь оберегает людей и контролирует работу черных, чтобы те действовали в рамках закона. В черном были демоны. Их задачей было фиксировать все грехи, а после вынесения приговора приводить его в исполнение. Это и было своеобразной системой сдержек и противовесов – даже тут все было как на Земле.
Стоя перед дверью, Зигун раздумывал о том, что на каждого из людей, оказывается, с рождения заводится личное дело, в котором постоянно пополняют статистику хороших и плохих действий и мыслей. Все это измеряется шарами – белыми или черными, разными по размеру, в зависимости от значимости. И у тех, кто дожил до старости и умер своей смертью, весы так и остались в белой зоне – и приговоров им не выносится. Всех остальных же рано или поздно ждал суд и приговор. Получается, ему тоже вынесли приговор. И тому парню, что в него въехал. Вот какие молодцы – объединили двух приговоренных в одну аварию, и всё, дело сделано. Если, конечно, снова кто-то не накосячил. Как стало понятно из разговора Алёны с Егором, такое тоже случается.
Тут Зигуна бросило в жар: а вдруг и с ним… косяк?! Он сейчас войдет, с его делом разберутся, принесут извинения – и он… очнется! Эта мысль Зигуна обрадовала: конечно, именно так все и будет. Он держался за ручку двери – и не знал, что его ждет за ней. Так или иначе, терять ему было нечего.
Внутри он увидел небольшой кабинет, письменный стол, заваленный папками. За ним сидел Николай Фёдорович. Непонятно было, как он успел появиться тут быстрее Зигуна. На вид хозяину кабинета было лет пятьдесят пять, у него оказалось довольно добродушное лицо, как теперь разглядел Зигун, начавший проникаться к Николаю Фёдоровичу симпатией, пока тот не огорошил вопросом:
– Ну что, долетался, шумахер?
Вопрос поставил Зигуна в тупик. Он пытался оправдаться тем, что
