когда в его душу пыталось прокрасться сомнение. Он стоял перед Господом и все повторял:
– Верую! Верую! Верую! Верую в милосердие Твое, Господи! Прости нас грешных, и осени знамением своим! Будь милостив к нам! Пошли нам, Господи, благодать Твою! Смилуйся над нами, Господи! Прости нас, Господи! Не оставляй нас одних! Пошли нам Благодатный огонь! Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!
– Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй! – вторили ему паломники и притихший, замерший в ожидании, священный Иерусалим.
В Севастополь Смирнов ехал в маршрутном такси, он сидел у окошка. За окошком, растворяясь за его спиной, проносились мимо растущие вдоль дороги деревья, мелькали постройки, медленно проплывали поросшие растительностью горы. Кое-где высвечивались обнаженные скалы, выставляя напоказ свои огромные камни. Иногда казалось, что нависшие над дорогой тяжелые валуны готовы вот-вот сорваться и кинуться в погоню за пронесшимся мимо автобусом. Медленно менялся пейзаж гор вдалеке, еще медленней менялся вид моря.
Смирнов подумал о жене. Дорога снова навеяла грустные воспоминания. Перед глазами поплыли картины из тех странных, пугающих своей необъяснимостью событий прошлого.
Женился он на Марии, когда ему было уже под тридцать. Мария была красавицей. Многие матросы и офицеры мечтали о такой жене, как она. Но она выбрала его, тогда он еще был капитан-лейтенантом. Их отношения складывались прекрасно. Только одно томило не столько самого Смирнова, сколько Марию: четыре года у них не было детей. На пятый год она забеременела, и казалось, что ее счастью не будет конца. Она сияла, как солнышко, от восхода и до заката. Несмотря на то, что беременность протекала нелегко, она была счастлива. Глядя на нее, был счастлив и Смирнов. Девочка родилась в срок, но счастье материнства длилось не долго: не дожив до полугода, девочка умерла.
Смирнов попытался отогнать мысли, ему не хотелось сейчас вспоминать то, что происходило после ее смерти. Эти воспоминания разрывали Смирнову сердце, ведь он готов был тогда покинуть этот бренный мир, вслед за ушедшей дочерью, лишь бы не видеть, как мучилась и страдала его жена. Но мысли не отступали.
Время на Земле не остановилось, оно бежало своим неуемным бегом, оставляя в прошлом все без сожаления. Время не лечило Марию, рубец на ее сердце не заживал, а наоборот разрастался. Каждый день она заново переживала день, принесший ей горе. Она ходила чернее ночи, неделями молчала, таяла на глазах. Ее красота увядала, и казалось, что скоро наступит конец ее земным страданиям, наступит развязка. Смирнов не мог ничего поделать. Его уговоры, подумать о себе и продолжать жизнь дальше, не действовали на Марию. Ночью она почти не спала: ложилась за полночь, и вставала ни свет ни заря. Иногда по утрам Смирнову удавалось вытянуть ее на прогулку, и они ходили к морю. Так прошло полгода.
И вот однажды, в одно прекрасное утро, которому Смирнов был чрезмерно благодарен уже двадцать лет, произошло такое,
