– отозвался голос из тьмы. – Как все, так и ты… Крышку, вона, сдвинули, да тя сверьху скинули.
И сам же рассмеялся собственному примитивному каламбуру. Однако Эрик перл доморощенного юмориста не оценил – не до того было.
– Погоди-ка… – слегка оторопел он. – Так мы что – в яме, что ли?
– А-то игде жа? Сказано жа, в порубе княжьем.
Что за хрень здесь творится? – задался вопросом Эрик.
– Слышь, рифмоплет, – снова обратился он к скрытому темнотой собеседнику, – много тут еще народу или только ты да я, да мы с тобой? Ни черта ж не видно.
Послышался скрипучий смешок:
– Кхе-хе-хе… Ты, право, чудно баешь, быдто не русской. Двое нас и есть.
Эрику вдруг поплохело. У него закружилась голова, и он снова привалился к холодной, влажной стенке.
– Как звать-то хоть тебя, говорун? – слабым голосом спросил он.
– Козьмой кличут.
– А меня Эриком зовут, – представился он.
– Стал быть, и впрямь не русской, – утвердился в своей правоте таинственный Козьма и строго прибавил: – А по мне, хошь как зовись, тока не стони боле. Дай покою.
Помолчали. Потом Эрик, переждав накатившую волну дурноты и головокружения, возобновил разговор. Невмоготу ему было сидеть в вонючем порубе, да еще и молчать:
– Козьма, а, Козьма! – позвал он.
– Чё? – нехотя отозвался тот.
– Подойди поближе.
– От же ты – башка дурья, – сокрушенно вздохнул Козьма. – Сказано, в колодках я. Коли те надобно, так сам и подойдь.
– Остряк-самоучка, – буркнул Эрик, но все же пополз на голос. Преодолев пару метров, он наткнулся рукой на какую-то массивную деревяшку, а вернее сказать, тяжелые деревянные оковы, из которых торчали босые ноги. Ну и дела. Так вот про какие колодки он лопотал.
– Полехше, – дернулся невидимый Козьма, пытаясь отстраниться, когда Эрик задел его пятки. А тот, не зная, что и думать, нащупал стену и уселся рядышком.
– Это за что ж тебя так упаковали? – в замешательстве спросил он.
– Вестимо, за што – за недоимку, – как нечто само собой разумеющееся, сообщил Козьма.
– Выходит, ты – злостный уклонист, – попытался пошутить Эрик.
– Чё? – переспросил колодник.
Эрик, призадумался: как бы донести до собеседника смысл понятия «злостный уклонист».
– Ну, это тот, кто не желает платить… – начал было он, но запнулся, сообразив, что, хоть они с этим человеком и говорят вроде бы на одном языке, тот вряд ли сможет его понять. Тогда, бес его разберет, из каких соображений, Эрик зачем-то ввернул подзабытое старинное словечко, – …дань. Уразумел?
– А то! Чё жа не уразуметь, – оживился Козьма, заведясь с полуоборота, – видно, тема была ему близка и понятна, – и принялся горячо доказывать: – Тока я десятину отдал, как положено, а тиун причепился – ищо неси. Дело-та кузнечное, хоша и верное,
