вдавливает в пол, кабина снова наполняется закатным солнцем.
– Mamma Mia! – шепчет пассажир, поворачивая ко мне бледное лицо.
Самолёт, победно качая крыльями, набирает высоту и ложится на курс в Пратика-ли-Маре.
– Отто! У нас получилось, Отто! – кричит пилот, от волнения обращаясь ко мне по имени, – О! Извините, поздравляю, господин штурмбаннфюрер! – со счастливой улыбкой заканчивает он, нарочно повысив меня в звании.
– Спасибо. Спасибо что не угробил нас, – сдержанно улыбаюсь я, и помолчав, касаюсь плеча нашего пассажира:
– Вы в порядке, Дуче?
– Si, – отвечает пассажир, – grazie!
Ветер над городом полон песка
Ветер над городом полон песка
И каменной соли
И если прислушаться, слышен рассказ
Знакомый до боли…
На самом деле, никакого песка в воздухе, конечно, нет, просто Иерусалим всегда такой.
Терракотовый и слегка мерцающий в жарком мареве.
Шумный, многоголосый, яркий и… вечный.
Кажется, его здания, стены и узенькие улочки, мощенные истертым камнем, были здесь всегда.
А вот люди, напротив, всего лишь мгновение.
На фоне Города мы все почти прозрачные, словно нарисованные. Причем, так, небрежно нарисованные. Временный набросок.
Мы сидим с Мишей в маленьком нарисованном кафе, пьем кофе и разглядываем людей.
Миша умиротворенно, я – восторженно.
Миша прожил здесь много лет, я в Иерусалиме четвёртый или пятый раз.
Через дорогу араб таксист, размахивая руками, что-то растерянно объясняет религиозному еврею. Судя по всему, сел аккумулятор. Еврей слушает его за рулём маленькой Тойоты и хмурится. Слов не разобрать. Да и не особо я пока иврит понимаю. Но в целом, смысл сценки мне ясен.
Еврею совсем не улыбается задерживаться на дороге, ведь скоро зайдет шабат. Он пожимает плечами, смотрит на часы, но, видать, водительская солидарность всё-таки берет верх, и он, вздыхая, лезет в багажник за проводами.
– Фигасе! – качаю головой я, – такое, наверное, редко увидишь? Араб и датишный!
– Ну почему, – спокойно пожимает плечами Миша, – это Иерусалим…
Он достает табак и начинает крутить самокрутку. Солнце играет в его длинных волосах.
Я отвлекаюсь от таксиста и снова начинаю вглядываться в прохожих.
– Ну вот где она? Почему женщин вечно ждать приходится! – ворчу я, – приехала называется к отцу. Всё время друзья какие-то, мужики знакомые… Вот тебя, небось, так дочь ждать не заставляет…
– Ну что ты бубнишь? Старика что ли словил, – улыбается Миша, – я своих дочерей тоже жду не знаю сколько. Вон, смотри, идёт, похоже! Это же она?
Она. Моя дочь просто чертова красавица! Самая красивая на свете. Улыбаясь, проходит между столиков, и все оглядываются
